Все сразу стало ясно на установке, когда он объявил, что в средней линии вместе выступят Кипиани, Гаврилов и Максименков — полузащитники, умеющие играть в пас, организаторы, выдумщики. А значит, вариант предлагался атакующий, «спартаковский», в который тренер верил.
Готовился я к матчу вместе с Колей Гонтарем — славным парнем, с которым всегда легко и просто. Он уже тогда, несмотря на некоторую с виду угловатость, имел репутацию решительного, проверенного вратаря. Держал Николай себя со мной так, словно мы с ним давние друзья-товарищи. Хотя и постарше был, и в сборной уже поиграл.
Вот и получилось, что в ситуации, когда предстояло пройти очередное испытание, мне повезло. Встретился не с настороженным конкурентом и раздраженным соперником за место в составе, как порой, увы, бывает, а с добрым, приветливым человеком, от которого веяло теплом и спокойствием.
Скажу честно, исчезло спокойствие в ту минуту, когда узнал, что Константин Иванович решил поставить в состав меня. Коля не проявил при этом ни тени
обиды, ободряюще подмигнул: «Поспокойнее, Ринат, старайся все время держать себя в руках».
Совету его я следовал, как мог. Но едва стихли последние такты мелодии гимна и в едином порыве всколыхнулись мгновение назад торжественно притихшие трибуны, сквозь меня словно разряд тока пропустили.
В таком состоянии и начал встречу. И немудрено, что тут же чуть беды не натворил: мяч как-то неловко принял — спасибо, Саша Маховиков вовремя подоспел, опередил Кюна. А вскоре, не рассчитав, на перехват я вышел и, не добравшись до мяча, упал. Но и здесь защитники мою промашку исправили — Вагиз Хидиятуллин успел протолкнуть мяч Сергею Пригоде, а тот разрядил обстановку.
Соперники, видать, знали, что перед ними «сырой» вратарь-дебютант (у них с информацией дело поставлено), и старались не давать мне передышки. Но в такой горячей обстановке я вдруг волноваться перестал. А уже после того, как сумел парировать непростые удары Штрайха и Ридигера, почувствовал себя уверенно.
Матч хотя и товарищеский был, но по накалу иному турнирному не уступал. Публика не скучала. На трибунах, да и на поле бушевали страсти. И моментов у моих ворот и у ворот Грапентина хватало. Один из них мы, наконец, использовали: Гесс резко отдал мяч в район штрафной Юрчишину, тот тут же переправил его Гаврилову, а Юрий аккуратно «положил» его в левый от себя угол.
Лучшими среди наших в той встрече признали Хидиятуллина и Кипиани. Но и про дебютантов (а их, кроме меня, было еще трое — Гесс, Шавло и Юрчи-шин) не забыли — похвалили за смелость, находчивость. Вообще же в оценке игры нового варианта сборной обозреватели и специалисты были довольно сдержанны. Старательность отмечали, настойчивость, «волевой заряд». Но с выводами не спешили, будто боялись сглазить.
Бесков после матча выглядел озабоченным. Видно, уже тогда чувствовал надвигающиеся трудности. С победой всех поздравил, поблагодарил за старательность, кое-кому короткие, меткие замечания сделал. А когда очередь до меня дошла, спросил: «Ну что, Ринат, понял, какая это особая ответственность — за сборную играть?» В ответ я лишь устало кивнул головой. На большее просто сил не было.
Впервые понял я тогда еще и то, как любима сборная, как велика вера в нее, хотя и огорчала она до нашей игры с командой ГДР больше, чем радовала.
А особая ответственность потому, что и команда эта действительно особая — ГЛАВНАЯ в стране. И болеют за нее все.
По результатам, по силе сборной оценивается уровень футбола страны, которую она представляет. Она и только она одна по-настоящему проверяет, кто и чего стоит в футболе — независимо, игрок он или тренер. Здесь каждый на виду. Со всеми своими плюсами и минусами. Вот почему тот, кто с достоинством выдержал испытание ГЛАВНОЙ КОМАНДОЙ СТРАНЫ, кто оправдал высокую честь защищать ее цвета, навсегда остается в истории футбола.
Попытаюсь рассказать о том, как в сборной я увидел и почувствовал совершенно новый футбол, ощутил прежде неведомые переживания, пройдя сквозь которые многое осознал и понял. Это случилось не сразу, не вдруг. И если уж быть точным до конца, то обрести себя, оценить свои истинные возможности удалось благодаря чемпионату мира в Испании.
Именно поэтому я хочу вернуться к тому грандиозному, незабываемому турниру и взглянуть на все происходившее в Испании летом восемьдесят второго года еще раз. Но начну (вернее, уже начал) с событий давних, предшествовавших первенству мира, когда сборная только делала первые, неуверенные шаги к нему. Как и мы — те, кто пришел в нее.
...В Афинах мы проиграли. А ведь не должны были. Никак не должны. И соперник был не из самых сильных. И моментов у нас хватало, чтобы по-иному все сложилось. Но счастье на этот раз оказалось не на нашей стороне.
Если же по существу, то дело, конечно, не в счастье, рассчитывать на которое в таких матчах, по меньшей мере, несерьезно. Просто повлияли на результат обстоятельства хотя и разные, но оказавшиеся взаимосвязанными.
Первое — это поле стадиона «Панатинаикос», необычно малое по размерам, жесткое, словно бетонная плита, и неровное, как проселочная дорога. Предвижу саркастические улыбки. Дескать, проигравшие всегда ищут оправдание в чем угодно: и поле плохое, и не везло...
Хочу быть правильно понятым: конечно, классная команда, собирающаяся решать большие задачи, должна находить выход из любых положений. Но в то время сборная лишь рождалась, в очередной раз создавалась заново. Вот это второе обстоятельство и помешало преодолеть трудности первого. Попав на поле, которое после утренней разминки Юрий Гаврилов сразу же окрестил «огородом», мы лишились главного козыря: возможности сыграть в свою игру — техничную, комбинационную, многоходовую. И энергия главным образом уходила' на укрощение мяча, ставшего строптивым и непослушным.
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.
Навстречу XXVII съезду КПСС
Девять парней одного призыва. Глава первая
Разговор второй. И слово — и дело