Мы поздоровались и двинулись к набережной. Я решил захватить инициативу:
— Вчера вы сказали, что сами собирались меня разыскивать. Зачем?
Но он оказался не так прост.
— Хотел спросить, почему вы заинтересовались моим сыном и что у вас за цель?
Теперь уже он смотрел на меня вопросительно. Я решил, что по-своему он совершенно прав, и нечего мне с ним играть в Штирлица с Мюллером. В конце концов прямота тоже своеобразный ход в беседе.
Я рассказал ему о письме Кригера, повторив, впрочем, все то же, что уже говорил его жене. Рассказал потом, что узнал от Дины, про джинсы, чемоданчик и официанта. В подробности я не слишком вдавался — меня главным образом интересовала его реакция. Про Марата, а заодно и про всю остальную компанию, я промолчал, памятуя слово, данное Сухову.
После того, как я закончил, мы еще какое-то время шли рядом, не говоря ни слова. Лично я ждал теперь от него каких-нибудь сообщений. Но не дождался.
— Ну что ж, — сказал он, тяжко, как мне показалось, вздохнув, — я благодарен вам за участие в судьбе моего сына Спасибо, конечно, и за заботу о моем имуществе. — Тут мне послышалась в его словах некоторая ирония. — Но насколько я понял из ваших слов, Саша с этой нехорошей компанией порвал, иначе меня давно уже обворовали бы. А без Саши им этого сделать и не удастся: квартира находится на охране. Вы знаете, что это такое?
Я знал. Окна и двери в квартире, поставленной на охрану в специальной милицейской службе, снабжаются особыми устройствами, которые дают сигнал на пульт дежурного о том, что кто-то проник в дом. Если это хозяин, он должен в течение короткого времени позвонить этому дежурному и дать отбой. В противном случае бригада сотрудников милиции немедленно выезжает на место.
— Так что никаких оснований для паники нет, — заключил он. — Но вы не ответили, какая у вас конечная цель?
Он по-прежнему желал, чтобы рассказывал я, и пока это ему удавалось. Тогда я напрямик сказал ему, что конечная цель журналистской работы есть, разумеется, написание материала. И, предупреждая дальнейшие вопросы, объяснил, что история его сына представляется мне заслуживающей внимания.
— С конкретными фамилиями? — спросил он.
Некоторое время мы снова шли молча Наконец он сказал неожиданно мягко:
— Мне бы этого не хотелось... Я пожал плечами.
— И не только из-за того, что таким образом вы ославите меня и мою семью, — продолжал он все так же мягко. — Вы уж простите, молодой человек, за откровенность, но я понимаю, что это вас только подхлестывает: у меня есть определенное положение, и материал будет особенно «жареным»...
Я попытался возразить, но он остановил меня движением руки.
— Повторяю: не только в этом дело. Главное в моем сыне. Вы говорите, что желаете помочь. А я боюсь, как бы в погоне за остреньким материалом вы ему не навредили. Видите ли, Саша только внешне такой благополучный и независимый. На самом деле он ребенок с очень трудной судьбой. Да, я не боюсь этого слова — именно судьбой! А отсюда — с трудным характером и не слишком крепкой нервной системой. Вот так-то...
Я молчал, тем самым предлагая ему продолжать.
— Уж не знаю, что вам наговорила эта болтушка Жильцова, — произнес он наконец, — но я очень любил Сашину мать.
Латынин остановился возле парапета и облокотился на него, глядя на реку. Теперь ко мне был повернут роскошный, аристократический профиль.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Наверное, долго еще не улягутся волнения и споры, сопровождавшие каждое выступление участников V Международного конкурса артистов балета
Бережливость — категория нравственная
Творческая мастерская