10 февраля 1938 года родился Георгий Александрович Вайнер

– А ты пока сиди, слушай, набирайся ,опыта, – сказал Глеб Жеглов и сразу позабыл обо мне, и, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, я отодвинулся к стене, украшенной старым, выгоревшим плакатом «Наркомвнуделец! Экономя электричество, ты помогаешь фронту!». Фронта давно уже не было, но электричество приходилось экономить все равно: лампочка и сейчас горела вполнакала. Серый сентябрьский день незаметно перетекал в тусклый, мокрый вечер, желтая груша стосвечовки дымным пятном отсвечивала в сизой измороси оконного стекла. В кабинете было холодно – из-под верхней овальной фрамуги, все еще заклеенной крест-накрест белыми полосками, поддувало пронзительным холодком.

Я не обижался, что они разговаривают так, словно на моем венском стуле с нелепыми рахитичными ножками сидит манекен, а не Шарапов – их новый сотрудник и товарищ. Я понимал, что здесь не просто уголовный розыск, а самое пекло его – отдел борьбы с бандитизмом, и в этом милом учреждении некому, да и некогда заниматься со мной розыскным ликбезом. Но в душе оседала досадливая горечь и неловкость от самой ситуации, в которой мне была отведена роль школяра, пропустившего весь учебный год и теперь бестолково и непонятливо хлопавшего ушами, тогда как мои прилежные и трудолюбивые товарищи уже приступили к решению задач повышенной сложности. И от этого я бессознательно контролировал все их слова и предложения, пытаясь найти хоть малейшую неувязку в рассуждениях и опрометчивость в выводах. Но не мог: детали операции, которую они сейчас так увлеченно обсуждали, мне были неизвестны, спрашивать я не хотел, и только из отдельных фраз, реплик, вопросов и ответов вырисовывался смысл задачи под названием «Внедрение в банду».

Вор Сенька Тузик, которого Жеглов не то припугнул, не то уговорил – этого я не понял, – но, во всяком случае, этот вор пообещал вывести на банду «Черная кошка». Он согласился передать бандитам, что фартовый человек ищет настоящих воров «в законе», чтобы вместе сварганить миллионное дело. Для внедрения в банду был специально вызван оперативник из Ярославля: чтобы ни один человек, даже случайно, не мог опознать его в Москве. А сегодня утром позвонил Тузик и сказал, что фартового человека будут ждать в девять вечера на Цветном бульваре, третья скамейка слева от входа со стороны Центрального рынка.

Оперативник Векшин, который должен был сыграть фартового человека, мне не понравился. У него были прямые соломенные волосы, круглые птичьи глаза и голубая наколка на правой руке – «Вася». Он изо всех сил старался показать, что предстоящая встреча его нисколько не волнует, и бандитов он совсем не боится, и что у себя в Ярославле он и не такие дела проворачивал. Поэтому он все время шутил, старался вставить в разговор какие-то анекдотики, сам же первый им смеялся, и, выбрав именно меня – как новенького и, безусловно, еще менее опытного, чем он сам, – спросил:

– А ты по фене ботаешь?

А я год командовал штрафной ротой и повидал таких уркаганов, какие Векшину, наверное, и не снились, и потому свободно «владел» блатным жаргоном, но сейчас говорить об этом было неуместно – получилось бы самохвальство, и я промолчал, а Векшин коротко всхохотнул и сказал Жеглову:

– Вы не сомневайтесь, товарищ капитан! – И мне послышался в его мальчишеском голосе звенящий, истеричный накал. – Все сделаю в лучшем виде! Оглянуться не успеют, как шашка прыгнет в дамки!

От долгой неподвижности затекла нога, я переменил позу, венский стул подо мной пронзительно заскрипел, и все посмотрели на меня. Но, поскольку я сидел по-прежнему каменно-молча, то все снова повернулись к Векшину, и Жеглов, рубя ладонью стол, сказал:

– Ты запомни, Векшин: никакой самодеятельности от тебя не требуется, не вздумай «лепить горбатого» – изображать вора в законе. Твоя задача проста: ты человек маленький, лопушок, шестерка на побегушках. Тебя, мол, отрядили выяснить, есть ли с кем разговаривать. Коли они согласны брать сберкассу, где работает подводчица, то придет с ними разговаривать «пахан». Ищете связи потому, что вас, мол, мало, и в наличии только один ствол...

– А если они спросят, почему сразу не пришел «пахан»? – Круглые сорочьи глаза Васи Век-шина горели, и он все время потирал одна о другую красные детские ладони, вылезавшие вместе с тонкими запястьями из рукавов мышиного кургузого пиджачка.

– Скажешь, что «пахан» их не глупее, чтобы соваться как кур в ощип: откуда вам знать, что с ними не придет уголовка? А сам ты, мол, розыска не боишься, поскольку на тебе ничего особого нету и про дело предстоящее при всем желании рассказать никому ничего не можешь – сам пока не в курсе...

Лицо у Жеглова было сердитое и грустное одновременно, и мне казалось, что он тоже не уверен в парнишке. И неожиданно мне пришла мысль предложить себя вместо Векшина. Конечно, я первый день в МУРе, но, наверное, уж все, что этот мальчишка может сделать, я тоже сумею. В конце концов даже если я провалюсь с этим заданием. и бандит, вышедший на связь, меня расшифрует, то я смогу его, попросту говоря, скрутить и живьем доставить на Петровку, 38. Ведь это тоже будет совсем неплохо! Перетаскав за четыре года войны порядочно «языков» через линию фронта, я точно знал, как много может рассказать захваченный врасплох человек. Но главное мое соображение было в том, что «язык» – фашист, враг, и все его присутствие на войне имело целью убить, ограбить, измордовать как можно больше людей, в то время как преступник – какой бы он там ни был бандит – все-таки свой, то есть человек не до конца потерянный, и его можно уговором, примером или угрозой и силой заставить жить правильно. И в том, что его, этого захваченного мною бандита, удастся «разговорить» в МУРе, я совершенно не сомневался. Поэтому вся затея, где главная роль отводилась этому желторотому сосунку Векшину, казалась мне ненадежной. Да и нецелесообразной.

Я снова качнулся на стуле, он пронзительно взвизгнул – дурацкий стульчик, на гнутой спинке которого висела круглая жестяная бирка, похожая на медаль, – и сказал, слегка откашлявшись:

– А, может, есть смысл захватить этого бандита и потолковать с ним всерьез здесь?

Все оглянулись на меня, мгновение в кабинете стыла недоуменная тишина, расколовшаяся затем оглушительным хохотом. Заходился тонким фальцетом Векшин, мягко похохатывал баритончиком Жеглов. лениво раздвигая заветренные губы, сбрасывал ломти солидного сержантского смеха Иван Пасюк, вытирал под толстыми стеклами очков выступившие от веселья слезы фотограф Гриша...

Я не спеша переводил взгляд с одного лица на другое, пока не остановился на Жеглове, и тот резко оборвал смех, и все остальные замолчали, будто он беззвучно скомандовал: «Смирно!». Только Векшин не смог совладать с мальчишеской своей смешливостью и хихикнул еще пару раз на разгоне...

Жеглов положил руку мне на плечо и сказал:

– У нас здесь, друг ситный, не фронт! Нам «языки» без надобности...

И я удивился, как Жеглов точно угадал мою мысль. Конечно, лучше всего было бы промолчать и дать им возможность забыть о моем предложении, которое, судя по реакции, показалось им всем вопиющей глупостью, или нелепостью, или неграмотностью. Но я уже завелся, а заводясь, я не впадаю в горячечное возбуждение, а становлюсь упорным, как танк. Потому и спросил спокойно и негромко:

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• …
• 15
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.