За несколько месяцев до своего отъезда она неожиданно пришла домой к человеку, которого знала лучше других в этом незнакомом ей городе. Пришла, села на стул и долго молчала. А потом вдруг расплакалась. Она, такая сильная и сдержанная, плакала, как девчонка. И только потом стала говорить. Она не знает, что ей делать. Жизнь ее с мужем становится все трудней: он требует от нее, чтобы она как врач устроила ему инвалидность, тогда он сможет не работать, получать пенсию и заниматься любимыми художествами. «Я говорю ему, — рассказывала Анна Константиновна, — что никак не могу этого сделать». А он отвечает: «Ты должна, ты обязана».
«Вы его не знаете, у него страшная хватка, железная. Объясняю ему: я потеряю работу, доброе имя, меня лишат диплома. И вижу: ему это все равно. Понимаете? Просто безразлично. Но как же это я, врач, собственному мужу стану устраивать инвалидность, в то время как язва его зарубцевалась и он здоров?»
А я вспоминаю, как Женя шел в поход, слегка склоняясь под рюкзаком, который был гружен выше головы и весил, по его же словам, килограммов сорок.
«...Утром и вечером, иногда до поздней ночи все одно и то же, — рассказывала Анна Константиновна. — Ты должна, ты обязана. Властно, неотступно». И тогда она взмолилась: отпусти, я уеду домой. Нет, ответил он, ты уедешь, когда кончится срок моего распределения, иначе это будет предательство.
Только теперь поняла я, почему ничего не знала об этой законной жене: она была обречена. Ей был назначен семейно-служебный срок три года, после чего она могла, нет, должна была исчезнуть за ненадобностью. Ведь язва-то уже зарубцевалась. И уже на горизонте возникла Зоя.
Я написала Анне Константиновне письмо, где говорила, что Евгений при ближайшем знакомстве оказался для меня неожиданным, и просила, если возможно, объяснить внезапный разрыв и отъезд. Она мне ответила кратко: нужно было бы говорить слишком много, писала она, чтобы передать «все, что прочувствовала я рядом с таким «героем жизни», как Евгений». Ироническое «герой жизни», вот и все, что позволила она себе сказать о человеке, который был ее мужем и едва не сломал ей жизнь. Передо мной было истинно интеллигентное письмо.
Так кто же из них «несомненно превосходит» другого по уровню культуры?
С тех времен, когда человек еще только начал осознавать жизнь и пел еще очень простые песни, стала складываться культура, понимание того, что хорошо, что плохо, что прекрасно и что безобразно, наука о том, как достойно прожить жизнь. Эта великая, веками, работой лучших умов и сердец создаваемая культура первоначально была, разумеется, изустной, передающейся от матери к сыну, от деда к внуку, — ведь и сейчас ребенок получает основы культуры задолго до своей первой книжки.
Современная культура многослойна. В основе ее глубокие пласты вековых нравственных представлений (безнравственной культуры быть не может), на них замешена вся роскошь современной культуры — литература, наука, все виды искусства. Каждое человеческое сознание все это богатство берет по-своему: что дано и что умеет взять в зависимости от возможностей собственного психического склада. Одна душа может быть доверху полна духовной культуры, пропитана ею в самых ее утонченных формах. Другая душа, у которой возможности много меньше, воспримет одни только эти простые первоосновы — порой в простом слове (через поучение отца, сказки бабушки). Это все люди интеллигентные, только разного уровня образования. Человек может не читать Сервантеса, не уметь слушать Моцарта и все же быть интеллигентным. А вот нарушить правила чести, отплатить за доброту черной неблагодарностью, предать друга — этого интеллигентный человек не может. Интеллигентность — это глубоко вошедшая в плоть и кровь, прочно угнездившаяся в центральной нервной системе сумма высоких нравственных принципов, которые в практической жизни срабатывают чуть ли не автоматически. Но есть еще и третий вид восприятия, нынче встречающийся не так уж редко, когда вся прелесть, яркость и увлекательность культуры воспринимаются вне ее великих нравственных принципов, не как хлеб насущный, а как лакомство. Внешне отличить эту дефектную, поверхностную культуру от подлинной и глубокой можно далеко не всегда и, уж во всяком случае, не сразу. Зато она почти неизбежно обнаруживается жизнью.
Конечно, то, что мы сейчас условно разграничили, действительность являет нам в самых разных пропорциях и смешениях, но все же, я думаю, эта, пусть условно принятая, классификация поможет объяснить наших удивительных молодоженов, таких, казалось бы, интеллигентных и, безусловно, образованных. Помните, Зоя?.. Сотрудник научно-исследовательского института, редкая начитанность, незаурядная духовная энергия. А Евгений? — тоже ведь начитан, высокоинтеллектуален, на редкость одарен художественно. Но ведь и со стороны их душевных качеств они тоже выглядели вполне привлекательно. Она была способна лететь на другой край города, чтобы кому-то помочь, кого-то лечить. И ему случалось помогать людям вполне эффективно. Оба они отлично знают, что хорошо, что плохо, оба привлекательны и добродушны. Но если задеты их жизненные интересы...
О, если задеты их жизненные интересы, они забывают о всяких «основах», для них уже никакой нравственный закон не писан и заповеди не в счет. Они поступают, как выгодней им, зато все это самым красивым образом объясняют. И будут считать себя интеллигентными, глубоко в том ошибаясь.
Но жизнь рано или поздно все равно обнаружит эту ошибку.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Память - «кровное родство с временем военных испытаний»
Подготовка к XXVII съезду партии — это время большой, напряженной работы
Подводим итоги анкеты «Смены»