Рассказ
Когда они приблизились к унылому ряду уродливых зданий в форме огромных бутылей – то были сталеплавильные заводы Кроксли, – их длинную извилистую ленту пересекла другая, еще более длинная лента; она, клубясь и извиваясь, потянулась мимо них. Большая дорога, с которой сливалась их собственная, была сплошь забита бурным потоком спешащих двуколок чугунолитейщиков. Армия Уилсона остановилась, ожидая, когда они проедут. В зависимости от настроения чугунолитейщики, проносясь мимо болельщиков противной стороны, или выкрикивали приветствия, или глухо ворчали. Шутки, словно чугунные гайки или куски антрацита, летели туда и обратно. «Ха, да ему молочка из соски, а не драться!», «Эй, а вы захватили гроб, чтобы отвезти его обратно?», «Куда вы подевали своего калеку?», «Эй, паренек, сфотографироваться не забудь, а то потом не на что будет взглянуть!», «И этот докторишка будет драться?!», «Подождите, вот подлечит вашего калеку и сразу станет настоящим доктором».
Так чугунолитейщики и шахтеры обменивались шутками, пока одна сторона стояла в ожидании, а другая, словно весенний поток, катила мимо. Вдруг по толпе пронесся взволнованный ропот, переросший в восторженный крик, и большая, вместительная коляска, запряженная четверней, вся увитая алыми, развевающимися лентами, с грохотом пролетела мимо. Впереди, в белой шляпе с алой розеткой, сидел кучер, а за ним, на высоком сиденье, расположились мужчина с женщиной, обнявшей его за талию. Монтгомери мельком взглянул на коляску и успел разглядеть, что мужчина был в меховой шапке, низко надвинутой на глаза, в толстом фризовом пальто с алым шарфом на шее, а женщина рыжеволосая и ярко накрашенная. Она возбужденно смеялась.
Мастер – это был он, – проезжая, обернулся и, внимательно оглядев Монтгомери, угрожающе усмехнулся, показав неровный ряд зубов. У него было грубое, скуластое лицо с отвислыми щеками и злыми глазами. Их многоместный экипаж был битком набит спортивными меценатами. Тут были и гордые горновые мастера, и начальники цехов, и управляющие заводов. Один из них тянул из большой металлической фляжки и, проезжая мимо Монтгомери, поднял ее в знак приветствия. Наконец дорога очистилась, и армия Уилсона со своей кавалерией двинулась дальше.
– Дорога свернула в сторону от Кроксли и, извиваясь, пошла вдаль, среди зеленых холмов, сплошь израненных алчными искателями угля и железа. Вся прилегающая местность была выпотрошена и опустошена, а огромные отвалы пустой породы и горы шлака говорили о тех огромных пещерах, которые своим трудом вырыл под землей человек. Вскоре дорога повернула налево, туда, где виднелось заброшенное здание внушительных размеров, потрескавшееся и обвалившееся, без крыши и дверей, с пустыми квадратами окон. Это старая фабрика Эрроусмита. Матч состоится там, – сказал Уилсон. – Ну, как самочувствие?
– Благодарю вас, сэр. Лучше, чем/ когда-либо, – ответил Монтгомери.
– Ей-богу, мне нравится ваша выдержка! – заметил Уилсон. Сам он чувствовал себя неважно. – Во всяком случае, вы покажете нам за наши деньги настоящий бокс, а там будь что будет. Вон видите ту пристройку? Это контора, ее отвели под раздевалку.
Экипаж подъехал к зданию под шумные крики столпившихся на склоне холма людей. Ряды пустых колясок и двуколок растянулись вплоть до самого поворота, а черная людская масса, глухо ворча, осаждала разрушенную фабрику. Как сообщалось в огромной афише, входные билеты стоили один, три и пять шиллингов, а за собак взималось полцены. Вся выручка, за исключением накладных расходов, шла победителю, и уже сейчас было ясно, что приз в настоящем бою намного превышает обусловленную сотню фунтов. У входа в здание стоял страшный галдеж. Рабочим хотелось ввести своих собак бесплатно. Администрация была против. Люди ругались, собаки лаяли. Толпа напоминала собой мутный горный поток, который, кружась и пенясь, с шумом медленно уходил сквозь узкую расщелину.
Перед конторой стоял уже пустой, изукрашенный алыми лентами экипаж с четверкой дымящихся лошадей. Уилсон, Пэрвис, Фоссет и Монтгомери также сошли с экипажа и прошли внутрь. Контора оказалась большой пустой комнатой с квадратными светлыми пятнами на почерневших стенах – там, где некогда висели картины и календари. Старый, истертый линолеум покрывал пол. Кроме нескольких скамеек и огромного стола со стоявшими на нем кувшином и тазом, никакой другой мебели здесь не было. В центре комнаты стояли большие весы. К вновь вошедшим торопливо подошел непомерно толстый мужчина в синем жилете и алом галстуке в мелкий цветочек. Это был Эрмитейдж – мясник и скотовод, известный на много миль вокруг как один из самых зажиточных людей и наиболее рьяных покровителей спорта в Райдинге.
– Отлично, отлично, – говорил он густым хрипловатым басом. – Наконец-то вы-приехали. Ну, а где же ваш боксер? Давайте его сюда.
– Вот он, в целости и сохранности. Мистер Монтгомери, позвольте представить вас господину Эрмитейджу.
– Рад вас видеть, сэр. Счастлив познакомиться с вами. Мистер Монтгомери, осмелюсь вам сказать, мы в Кроксли восхищены вашей храбростью, и единственное нате желание – это посмотреть настоящий бокс, без всякого пристрастия к кому-либо. Пусть победит сильнейший – таково наше мнение.
– Вполне с вами согласен, – ответил помощник доктора Олдакра.
– Прекрасно, вы ответили так, как надо. Мистер Монтгомери, вы взяли на себя большое обязательство, но любое обязательство – большое или малое – всегда должно быть выполнено, это вам подтвердит всякий, кто имел со мной дело. Крэгз, готовься к взвешиванию.
– Я тоже?
– Да, но нужно вначале раздеться.
Монтгомери вопросительно глянул на стоявшую у окна и смотревшую на улицу рослую рыжеволосую женщину.
– Не волнуйтесь, сэр, – заметил Уилсон. – Идите за занавеску и там переоденьтесь в спортивную форму.
Роберт скрылся за занавеску, и через некоторое время из-за нее вышла воплощенная молодость. Одетый в белые свободные трусы, парусиновые тапочки, перетянутый в талии поясом цветов известного крикетного клуба, Монтгомери был изящен и натренирован в самую меру: кожа его сияла, словно шелк, а на широких плечах и красивых руках виднелся каждый мускул. Мускулы так и играли, когда он поднимал или опускал руки; они-вязались з узлы и шары, твердые, как слоновая кость, или свивались в длинные жгуты.
– Ну, что ты на это скажешь? – спросил Бартон, его секундант, стоявшую у окна женщину. Та презрительно оглядела юного атлета.
– Да, удружил же ты этому молодому человеку. Выставил вместо себя этакую дохлятину против настоящего мужчины. Да мой Джек одной рукой с ним справится!
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.