Если бы в сознании нашем не запечатлелось до мельчайшей черточки родное лицо Ильича, если бы даже вовсе не случалось нам видеть его на портретах, мы непременно сразу бы выделили ленинское лицо в этом кадре истории: оно живет здесь особым светом жизни – светом мысли, волнения и мечты. Конечно, это правда, что Владимир Ильич, предельно демократичный по натуре, избегавший всяческой эффектности, броскости, предпочитал быть неузнанным, даже раствориться в толпе, нежели принимать ее шумные знаки внимания. Но правда и то, что его захватывали всполохи счастья, душевного подъема, взрыв чувств, и тогда лицо его озарялось подлинным вдохновением. Октябрьские дни первой годовщины революции были, по наблюдению Надежды Константиновны, «одними из наисчастливейших дней, в жизни Ильича».
...С самого раннего утра рабочий кабинет в Кремле выглядел совсем не по-рабочему – то и дело заглядывал кто-нибудь из товарищей: ликующий вид, взволнованные поздравления!, восторженно-победные возгласы. В половине десятого были уже у Большого театра – колонна делегатов VI Всероссийского Чрезвычайного съезда Советов готова к манифестации. Краткая церемония на открытии временного памятника Марксу и Энгельсу на площади Революции. С «Интернационалом» и «Марсельезой», под громы оркестров – сколько их стеклось! – Двинулись к Кремлю.
Красная площадь сказочно разукрашена: сплошь кумач, пестрые декорации, футуристические плакаты; солнце, яркое, но прохладно-колючее сегодня, может позавидовать своему гигантскому изображению на кремлевской стене. А в центре этого полудиска-подсолнуха еще одно солнце в руках аллегорической белокрылой фигуры – солнце Октябрьской революции... Теперь нужно подняться на высоченную трибуну по крутой, как на корабле, лестнице и сказать о нашей победе, о неизмеримо огромном ее значении.
МЫ ПОБЕДИЛИ... Чтобы уяснить реальное значение этих слов, надо проанализировать ход революции, надо по крайней мере, как сказал он вчера делегатам на съезде Советов, бросить взгляд на тот путь, который рна прошла.
Еше за полтора месяца до переезда правительства в Москву, когда оно должно было представить свой первый отчет высшему органу власти, еще тогда Владимир Ильич, сравнивая Республику Советов с Парижской Коммуной, пришел к выводу: власть парижских рабочих, просуществовав 70 дней, пала под пулями своих врагов, власть пролетариата России, миновав этот временной рубеж, укрепилась – таково новое соотношение классовых сил, таковы гигантские успехи международного революционного движения. Один из возражателей сказал тогда, на Ш съезде: Парижская Коммуна может, мол, гордиться, что во время восстания парижских рабочих в их среде не было насилия и произвола. Да, но нет сомнения и в том, что Коммуну постигла трагедия именно потому, что первая диктатура пролетариата не смогла в Нужный момент действовать вооруженной рукой. И этот урок нужно усвоить навсегда! Иначе утверждал пролетарскую диктатуру Октябрь. Рабочий класс России сумел перевести эту неведомую ранее «книжную латынь» на понятный русский язык, на язык практического действия.
Какое наследство мы получили в октябре семнадцатого? Нищенское хозяйство, разрушенную культуру, отчаявшуюся интеллигенцию и тьму хозяйчиков-одиночек, которые ни малейшего понятия не имели о солидарной работе и вовсе не собирались ставить крест на прошлом. Надо было пробудить их от вековой спячки к желанию перемен, от упований на «указку сверху» к самостоятельному управлению.
В первое время часто прибивали в Совнарком делегации с запросами – как-де им поступить с такой-то землей, с таким-то имуществом. И дело носило иной раз настолько специфический, местный характер, что сам председатель оказывался в затруднении дать конкретный ответ. Но он всякий раз говорил им:
– Вы – власть, делайте все, что вы хотите делать, берите все, что вам нужно, мы вас поддержим, но заботьтесь о производстве, заботьтесь о том, чтобы производство было полезным. Переходите на полезные работы, вы будете делать ошибки, но вы научитесь.
Большевики ставили цель: вовлекать в советскую работу все новые и новые массы, пусть все – неграмотные и не-умеющие, партийные и непартийные – получат возможность работать и учиться, управлять пролетарским государством и создавать богатства. Не было ни одной социальной революции, где бы трудящиеся не стремились обрести надежную опору, создать свой государственный аппарат. Стремилась к этому и Парижская Коммуна, но сумела обеспечить успех лишь на короткий срок. Власть Советов встала прочно, и потому реальна и решительна была ее диктатура.
Однако сила ее – не в железной только руке, айв мудрости: нужно быть беспощадным к врагам революции, но необходимо проявлять сугубо чуткое внимание к ее союзникам, попутчикам и сочувствующим. Советская власть не торопится декретировать социализм сразу и повсеместно; социализм должен сложиться: на производстве – по мере упрочения авторитета рабочих масс, на земле – по мере вызревания коллективистских начал. Не обгонять развития масс, разъяснял вчера на съезде Владимир Ильич особо нетерпеливым, а дожидаться, пока из собственного опыта этих масс, из их собственной борьбы вырастет движение вперед.
Взять ту же «социализацию земли» – идею уравнительного землепользования, подтвержденную знаменитым Декретом о земле, – она ведь не отвечала программным установкам коммунистов, но они не навязывали крестьянству своих взглядов, не шли наперекор тому, что требовала масса, наоборот, поддержали ее требования, а дверь для переустройства деревни на социалистических началах оставили открытой – пусть крестьянин сам сделает следующий шаг.
...В этот день на Красной площади присутствует немало крестьян. Помимо посланцев российской деревни – делегатов съезда Советов, представителей комбедов, – прибыли делегации из ближайших губерний: Орловской, Тамбовской, Тульской. В праздничном шествии колонны краснопресненцев одна из аллегорий, встреченная с энтузиазмом, оказалась весьма красноречивой: на телегах – крестьянки и солдаты еще скованы цепями, а за ними Свобода, разорвавшая цепи... Владимир Ильич не удержался, воскликнул: «Красной Пресне привет!»
Итак, революция прокладывает свое победное начало. Каковы же основные социальные маршруты? Вот как мы шли:
– от рабочего контроля – к рабочему управлению промышленностью в общенациональном масштабе;
– от общекрестьянской борьбы с помещиками – к выделению пролетарских элементов для борьбы с кулацкой буржуазией;
– от беззащитности – к созданию могучей Красной Армии;
– от первых самостоятельных шагов советской организации – к ее укреплению в общегосударственном масштабе и до первой Советской Конституции.
Да, мы имеем свою Конституцию. Она не выдумана, не сочинена юристами, не списана с других конституций, да в мире и не бывало еще таких. В ней – опыт борьбы пролетарских масс против эксплуататоров...
Смешно вспоминать: буржуазные прорицатели в октябре 1917-го давали большевикам «на царствие» две недели – считали нашу республику курьезом. Через сто дней они уже называли это социалистическим экспериментом, с которым вообще-то не стоит считаться. Потом они спохватились: Советская республика перестала быть для них и курьезом и экспериментом, она стала очагом, настоящим, фактическим очагом всемирной социалистической революции.
...На Красной площади ликующими потоками бурлят праздничные колонны демонстрантов. А над ними, споря красками и выразительностью сюжетов, плывут картины-символы мирного труда и жизни: химики в белоснежном одеянии, печатники у своих машин, грузчики под тяжелой ношей, даже служители прилавка, даже изделия мясников и пекарей – вот эти дразнящие всех румяные калачи... Идет рабочий люд, идут красноармейцы и крестьяне. «Интернационал» монолитно единит их шаг, их устремленный порыв: «Это есть наш последний и решительный бой...»
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.