Майор Вихрь

Юлиан Семенов| опубликовано в номере №949, декабрь 1966
  • В закладки
  • Вставить в блог

Роман

Крыся

Степан Богданов понял: для немца, механика автобазы Ленца, главное «выглёнд» — чтоб сверху была красота и блеск. Это у него в психологии: если сверху блеск и шик, то внутри, само собой разумеется, тоже все состоит в таком же отменном порядке. Ленц не мог себе представить, чтобы аккуратно вымытая, отполированная до блеска машина имела при этом какую-то неисправность в мостах или двигателе.

Еще на шахте «Мария» Степан понял, что немецкие мастера не замечали саботажа, если инструмент вытерт, промаслен и имеет хороший «выглёнд». Видимо, многие десятилетия промышленного развития наложили свой точный отпечаток на всю нацию. Это было неким слепком доверия к внешнему виду инструментов и машин, детским фетишем аккуратности в труде.

Степан этим пользовался: на шахте он всегда надраивал свой отбойный молоток на глазах у немецких мастеров, а когда они отворачивались, он ослаблял винты, и, таким образом, изнашиваемость увеличивалась раз в десять, а то и больше.

Немцы не могли понять, что их святое отношение к инструментам не может распространиться на миллионы тех людей, которые были пригнаны в Германию Заукелем, чтобы залатать дыры в системе трудового фронта. По всей Германии, невиданный доселе в истории человечества, рос и ширился массовый, стихийный протест, который выражался поначалу пассивным отношением к работе, а потом выливался в осмысленный саботаж. Сводки, представляемые руководителем трудового фронта Заукелем Мартину Борману, являли собой внушительную картину успехов: миллионы людей были привезены' в рейх со всех концов Европы. Но если сравнить производительность труда одного немца, то она равнялась по крайней мере производительности труда ста, а то и полутораста иностранных рабочих. Немец работал на себя, но, работая, понимал, во имя чего он работает: не только во имя победы на фронте, но и во имя тех марок, которые дадут ему возможность купить новый шкаф, велосипед или автомобиль. Иностранный рабочий работал на врага, во-первых, а во-вторых, даже те самые нестойкие, готовые пойти на компромисс во имя материальных благ, получали под расчет баланду и деревянные колодки.

Механик Ленц как-то сказал Богданову:

— Была б моя воля, я бы платил вам, как немцам; тогда бы мы победили наверняка. Даже макака в зоопарке работает свои фокусы за конфету. Почему считают, что иностранцы будут работать за пустую баланду? Ты белая ворона, что так все вылизываешь.

Богданов молчал, продолжая надраивать «оппель-капитан». За годы плена он приучил себя к золотому правилу: «Молчи, слушай, запоминай». И все.

— Погоди, — сказал механик. — Ну-ка, дай я. Ты не совсем верно трешь.

Он взял у Богданова тряпку, обмакнул ее в полировочную воду и начал наводить блеск не быстрыми, как у Степана, движениями, а медленными кругами, словно мыл спинку своего ребенка.

Степан часто работал один в гараже. Он мог и ослабить болты в моторах, и сыпануть песочка в двигатель, и чуть приотвернуть ниппель, но Коля, когда они в последний раз виделись, категорически запретил ему это делать.

— Все понимаю, — сказал Коля, — все понимаю. Жгутом себя свей, но держись. Ты мне всю игру так завалишь. На глупости погибать ни к чему.

— А что мне делать? Я так не могу.

— Я тебе объяснял: меня интересует, кто ездит на этих машинах, куда ездит, фамилии шоферов, их хозяев. И саперы, саперы... Меня интересуют саперы и «СС».

Встречались они вечерами, в домике Крыси, где жил Богданов. Крыся, худенькая, беленькая, голубоглазая, двадцати лет, была тихой-тихой, как мышка. Из дома своего она почти никогда не выходила, двигалась по комнатам как-то боком, тоже очень тихо, ступала неслышно, и движения ее были округлы, тихи и осторожны.

Она стала такой с тех пор, как сошлась с немцем. Его звали Курт Аппель, он был тоже голубоглазый, худенький, белый — совсем мальчик.

— Я все понимаю, — говорил он, — я к тебе буду приходить только ночью. Я не буду позорить тебя собой, Мышь.

Он называл ее Мышь, ц лицо его делалось, как у святого: чистое, светлое, ласковое.

До того, как они встретились, Крыся была связана с людьми Седого. Она была веселой, говорила громко, ходила, как все люди, а не так, как сейчас, — испуганно и съежившись. А когда появился Курт, она затаилась, перестала встречаться со своими товарищами по подполью, особенно после того дня, когда Седой через связников попросил ее давать информацию, добывая ее через немца. Крыся сказала тогда:

— Я ж люблю его, я не могу так. Я ж не продажная какая...

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 4-м номере читайте о знаменитом иконописце Андрее Рублеве, о творчестве одного из наших режиссеров-фронтовиков Григория Чухрая, о выдающемся писателе Жюле Верне, о жизни и творчестве выдающейся советской российской балерины Марии Семеновой, о трагической судьбе художника Михаила Соколова, создававшего свои произведения в сталинском лагере, о нашем гениальном ученом-практике Сергее Павловиче Корллеве, окончание детектива Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.



Виджет Архива Смены

в этом номере

Записки крестоносца

Из фронтового дневника лейтенанта гитлеровской армии Г. Линке

Ленин идет к Октябрю

3. «Помощник присяжного поверенного» (1891-1893)

Тасин бунт

Рассказ