– Полагаю, что язва. И такая, что не вылечивают. Только режут такую.

– Знаем, знаем мы эти язвы, – устало сказал Афанасий и забарабанил пальцем по колену. На его красивом чистом лице мелькнула досада. Он уже совсем задыхался в этой маленькой, низкой комнатке.

– В районной больнице от Федора отказались. Сказали: везите в область, там у нас медицина. А вдруг, сынок, у него что пострашнее?

– Вы же собрались с ним копать грядки да снег где-то чистить...

– А ты не смейся, Афоня! Через год мне семьдесят стукнет, и половина жизни с Федей была. Так что...

«Так что отцу будет семьдесят. Старость!» И как сходятся с ним – как петухи. А ведь надо бы беречь его, охранять от болезней, и какие-то хорошие слова находить, и уступать во всем, и жалеть. А у них только ссоры да обвинения.

– Ты ж, Афоня, хирург. И, говорят, уважают?

– Все верно, верно-о-о! – сказал нараспев Афанасий и улыбнулся. Захотелось ободрить отца и утешить. – Знаешь, вези ко мне этого Федю. Я за него берусь. Но надо бы его поглядеть. Одним словом, твой Федор за мной. – Он усмехнулся, пригладил волосы и подмигнул отцу. Но тому не понравилось:

– Наше с Федором дело солдатское. Это было, сынок, в конце сорок третьего. Мы окопались возле лесочка. И вдруг – танки...

– И вдруг поперли «тигры» и «пантеры», – тихонько передразнил Афанасий и посмотрел на отца долгим взглядом. Ему временами казалось, что на отца уже что-то находит и куда-то несет его и относит, что у него, как у всякого старого, есть теперь свои пунктики и привычки.

Все это понял отец: догадался или услышал сердечным слухом. И как только понял, так сразу сбился и замолчал. И когда сын снова посмотрел на него, тот уже кусал губы в сильном волнении, и ресницы его мелко-мелко подрагивали, как будто бы накануне слез. И все-таки удержал себя и начал сначала:

– Это было в конце сорок третьего... – Он откинулся на своей низкой

скамеечке и начал поудобней укладывать свою деревянную ногу. Наверное,

приготовил себя к большой, длинной речи. Но сын не оставил надежд:

– Не надоело тебе про войну? Нельзя же все время;

– Наверно, нельзя, – согласился отец, и сразу лицо у него стало удивленное, слабое, какое-то извиняющееся лицо. Как будто просил о чем-то, упрашивал. Так и есть.

– Но все-таки я доскажу, Афоня?

– Не надо, отец. Я уж все знаю. Честное слово. Ну что ты? Еще потом приеду – расскажешь. А сейчас извини, устал я.

– Ладно, Афоня. Устал ты. Такую дорогу ехал, да сколько бензину сжег, не оплатишься. Уж прости, сынок. Не подумал я. И с телеграммой нехорошо.

– Не усложняй, отец.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• …
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• 10
• 11
• 12
• …
• 14
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.