Лунные поляны

Виктор Потанин| опубликовано в номере №1252, июль 1979
  • В закладки
  • Вставить в блог

– Аха, аха... – словно бы отмахнулся от ответа отец. Потом потянулся к нему всем туловищем и заглянул в лицо снизу вверх. И глаза его отливали желтым, пронзительным и как будто смеялись, лукавили:

– Так ведь временно я тут, сынок. Совсем временно. Вы же так с сестрой договаривались? У ней, мол, год старик покантует, потом у тебя целый год, потом снова к ней. Поделили вы отца ровно, поровну, распилили напополам. Ну и правильно сделали! А то одному-то такую обузу...

– Не сочиняй! – сказал, начиная заводиться, Афанасий.

– Да ладно уж – переморщимся. Мария сама мне призналася. Эх, нету у меня Антонины Михайловны, нету у меня подруги-заступницы. – И он откинул высоко голову и побледнел. Жену он всегда называл по имени-отчеству на тяжелый, старинный лад. И когда произносил это имя и отчество, то делал большую, глубокую паузу, и сердце у него то колотилось бешено, то совсем затихало, и он бледнел, как снег, и сжимал крепко веки. Вот и сейчас он затих, как неживой.

– Чудишь ты, отец, – сказал тихо сын, отец услышал и оглянулся.

– А ты не хитри, Афанасий. Скоро к тебе постучусь – принимайте. Хоть жену подготовь немного, а то инфаркт схватит. А что, Афоня? У других было и у тебя будет. Как завопит на тебя да затопатся: кого пускать, благоверной мой? От него запах-то – нос закладыват. И деревяшка болтатся... – И вдруг рассмеялся нехорошо, со значением и опять потянулся к нему всем туловищем и заглянул снизу вверх. – Значит, койку где помещают? Теснота, говоришь, у нас? Да ладно уж, не страдай, сынок. Я не стану к тебе натряхиваться.

Но тот промолчал, хоть и терпение заканчивалось. Его все уже угнетало здесь: и прямые насмешливые глаза отца, и его голос, и духота в этой комнате, и не нравилось, что сестра с мужем куда-то уехали. С сестрой бы все же повеселей.

Отец опять задышал тяжело. В груди что-то поскрипывало, как будто бы выпевал сверчок. Афанасий встал и открыл окно. И сразу в створку хлынула свежесть и запахло березой. День уже прошел, и солнце скрылось за лесом. А в улице было все еще светло и просторно, и деревья переливались, сверкали от зелени, и далеко-далеко разносился гул одинокого трактора – он гудел весело, как на празднике. И сразу захотелось куда-нибудь в лес, на траву. Афанасий курил и вслушивался в себя. Лицо стало печально. Распускались деревья, наливалась листва, а ему всегда было в эту пору печально, и в душе оживало какое-то чувство потери и ожидания, и все это томило, помаленьку терзало, и было жаль своих прожитых дней. И ничего не вернешь. Из задумчивости его вывел отец:

– Не страдай, сынок, я к тебе не поеду. И у дочери не останусь. Есть у нас с Федором один планчик... Так что, Афоня, меня больше не распределяйте. – Все это время он уже сидел не на диване, а на низкой, неудобной скамеечке, но для него она, наверное, казалась удобной.

Афанасий повернулся к нему и спросил еле слышно:

– Зачем меня злишь, отец?

– Не то, Афоня! Я к тебе откровенно... Вон у Федора Вотина тоже сын и не хуже тебя – председатель колхоза. А надежды нету у Феди. Потому что сноха... Не нужны мы вашим женам, Афоня! Заболешь – стакан воды не допросишь.

– Ох уж этот стакан!

– Так ведь жаль человека. Мы же фронт с ним прошли. Мы ж, поди, ветераны!

– Что ты – Федор да Федор? Хоть бы спросил: как живу, как семья? Э-э, Афоня! Семьи нет у тебя. Вот сынка наживете, тогда будет семья. А теперь пока пустоцветы. И что за молодежь – детей не рожают?

– Не лезь в душу! Нехорошо... – рассердился опять Афанасий. Он все еще стоял у окна, а лицо его побледнело, и ладони подрагивали. Но он крепился, сжимал себя, чтобы не крикнуть, зато отец не сдержался.

– Замолчи, сынок! – И вдруг резко спрыгнул со своей утлой скамеечки и застучал деревянной ногой. Пол под ними ухнул и закачался. Наверное, доски были тонкие, слабые.

– Не позволю, Афоня! Я не позволю...

Сын не отвечал, даже не повернулся. И это отрезвило отца. Он замолчал, только громко дышал. Потом шагнул к окну и встал рядом с сыном. На лице уже блуждала вялая, виноватая улыбочка, и глаза искали сочувствия и защиты.

– Извини, сынок, не суди! Придет такое – собой не владею. И на кого кричал – на тебя!

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 3-м номере читайте о жизни и творчестве Владимира Семеновича Высоцкого,  о судьбе великой русской актрисы Веры Комиссаржевской, о певице, чье имя знакомо каждому россиянину, Людмиле Зыкиной, о Марии Александровне Гартунг, старшей дочери Пушкина, о дочери «отца народов» Светлане Аллилуевой, интервью нашего корреспондента с замечательным певцом Олегом Погудиным, новый детектив Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.



Виджет Архива Смены

в этом номере

Чаепитие в Хантербери.

15 сентября 1890 года родилась Мэри Кларисса Миллер (Агата Кристи)