— Еще как, — сказал Павел. — Устал.

— Честняга, — ухмыльнулся Николай. — А то язык вывесят на сторону, а бодрятся... Будем жрать.

Он развязал мешок. Кисти его рук были широкие, сноровистые, в татуировке. Наколото: «Коля плюс Маша».

Они ели тушенку, хлеб, сало.

И, не ожидая, чтобы все улеглось в желудке, они поднялись, прикинули по компасу, свернули с тропы и решительно двинулись прямо лесом.

Шли трудно — по задубевшим сугробам, сквозь частый осинник, переходили вброд мелкие речки, текущие в каждом овраге.

Когда смерилось и все стало, как льняной негрунтованный холст, и Павлу казалось, что он умрет, они перешли вброд еще одну речку и пьяной тропкой («Главная примета», — сказал им Гошка) вышли на обширную поляну.

В центральной точке ее на равном расстоянии от леса стояла избушка. Узенькая. Черная.

Небольшое окно ее желтело, железная труба пыхала дымом. Около похрапывала, жевала из торбы лошадь с челкой.

Гошка крикнул веселым голосом:

— Избушка-избушка, стань ко мне передом, а к лесу задом!

Дверь распахнулась. Вышел горбун в нижней белой рубахе, в ватных штанах. Смотрел, вытягивая шею.

— Кто идет? — спросил горбун.

— Свои, свои, — сказал Николай.

— Чьи свои? — вглядывался тот.

Узнал и сказал сердито:

— Притопали, путешественнички, язви вас! Я же писал — не раньше праздника.

— Да будет тебе, — сказал Николай и подал горбуну руку.

— Пойми, вся деревня знает, что я в этом квартале, а они завтра грохать начнут. Вышибут меня с работы по вашей милости.

— Ну, завел... Не скули.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• …
• 13
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.