«...Многие из тех, кто туда приезжал, были внутренне скованными. Необходим нравственный шок, чтобы снять зажатость. говорил всем Абай. Нужно пройти через стыд, чтобы освободиться от своего ложного «я». Как-то он и Мирза повели нас на кладбище Султан-Баба. Там был религиозный праздник. Мирза сел в тени какой-то гробницы, расстелил платок: мы — рядом. Потом Мирза вдруг ушел. Я спросил Абая, что это значит. Абай ответил: «Это значит, что мы нищие». И действительно: прохожие стали кидать нам на платок лепешки, куски дыни, мелкие деньги. Абай все это принимал, потом и он куда-то ушел. Мы остались одни, продолжали принимать еду и деньги... Я понимал: Абай становится моим Учителем: мне и моим приятелям он создает ситуацию, через которую нужно пройти, чтобы трансформировать психику... Было немного стыдно, но стыд прошел... Появилось чувство легкости — ведь не я же отвечал за свои поступки, а Учитель...»

Эффект Мирзабая

Чувство легкости появлялось у всех, кто там задерживался. А задерживались в Бируни, конечно же, самые внушаемые. Или, как говорят психотерапевты, «люди с проблемами». Вот некоторые из них.

Москвич Владимир Пестрецов, невысокий человек с невзрачной внешностью, стойко неудачливый в личной жизни: научная его работа (в сфере экономики) носила компилятивный характер; много лет занятиями каратэ он восполнял недостаток физической силы, а затем стал модными увлечениями заполнять и вакуум в духовной жизни. И, конечно же, ему льстило внимание студентов, слушавших его дилетантские философствования: в собственных глазах он становился как бы выше ростом.

Вильнюсец Андрюс Каленаускас, молодой художник, неудачливый в своей профессиональной сфере, услышавший однажды, что психотренингом можно раскрыть в себе скрытые творческие потенции, сразу поверил: именно Абай и Мирза непременно научат его этому; только нужны послушание и деньги. (У него в квартире и произошло потом то, что Абай выдал за «наказание изменнику».)

Были в этой группе подростки, повздорившие с родителями. Выли мужья, ушедшие от жен, и женщины, безуспешно ищущие спутника жизни. Был неудавшийся режиссер театра, переквалифицировавшийся в массажиста и читавший собственные лекции о психотренинге, дилетантски составленные из груды хаотически прочитанной им специальной литературы. Была преподавательница московского вуза, истерического склада женщина средних лет, регулярно собиравшая в своей холостяцкой квартире приверженцев Абая и Мирзы; на стене висели их фотопортреты, под ними горели свечи, а на столе в бутылках прозрачно блистала сорокаградусная «чистая энергия». Время от времени возникал в этой компании и шустрый молодой человек, недоучившийся студент мединститута, работавший где-то сторожем, промышлявший иглоукалыванием, прижиганием и «передачей психической энергии на расстояние».

Интеллектуальная инфантильность, легковерие, мода на людей, «обладающих способностями», — все это подготовило их воображение к появлению идола. И идол явился. Им стал человек без определенных занятий — Абай Борубаев.

Выросший в семье крупного руководителя областного города Ош, в атмосфере особого к себе отношения, окончивший во Фрунзенском университете экономический факультет, Абай несколько лет ездил на родительские деньги, нигде не работая, из города в город. Знакомился с писателями, артистами, художниками. В общем, вел, как говорили в старину, рассеянный образ жизни.

В себе же особых талантов Абай не обнаружил, кроме разве одного — таланта притворства. В какой бы компании он ни оказывался, везде играл роль человека, знающего какую-то тайну. Он даже как бы приоткрывал ее — брошенными походя туманными фразами. Впечатляло очень.

Но ему мало было салонной популярности, он рвался к большой славе. В одной из своих поездок, в Каракалпакии, на кладбище Султан-Баба, он увидел экзотически одетого попрошайку Мирзабая Кымбатбаева, привез его в Москву; на квартире Пестрецова «опробовал» «эффект Мирзабая»; затем стал водить Мирзу по домам известных людей, выдавая за экстрасенса исключительной силы. Мирза был удобен — глубокомысленно молчал, «подглядывая» (по выражению Михаила) за окружающими. По Москве из рук в руки стали ходить фотоснимки экстрасенса» Мирзабая и «молодого ученого» Абая. На своем юбилейном вечере известный поэт, увлеченный изучением культуры Востока, вывел Мирзу и Абая на сцену, представив их, как феноменов, достойных особого внимания. Известный писатель, главный редактор популярного журнала (Абай и Мирза бывали у него в гостях) выдал им рекомендательное письмо, которое во множестве ксерокопий мгновенно разошлось по рукам.

Реклама сработала: в Бируни толпой поехали адепты Мирзы и Абая. Мирза водил их по «святым местам», угощал пловом и водкой, стелил на ночь общую постель в тесной комнате на земляном полу, что-то приговаривая по-узбекски, и Абай тут же торжественно «переводил» его. «Мир приходит изнутри, — говорит Мирзабай, — не ждите его извне... Нужно уметь пройти через стыд... Нужно через нравственный шок освобождаться от эгоизма...»

Конечно, отнюдь не все бывавшие там «проходили» через «шок». Кто-то бежал от него, как от заразы. Кто-то оставался лишь любопытствующим свидетелем. А те, кто «проходил», воспринимали «шок» как необходимый ритуал, как лечебную процедуру, и в самом деле освобождающую от внутренней зажатости.

«Эффект у такого «шока», конечно, есть, — сказал об этом профессор Б. Д. Карвасарский. — Но какова его цена?.. Освобождаясь таким образом от зажатости, человек освобождал себя и от нравственности. А главное — попадал в жесткую психологическую зависимость от организаторов этой, с позволения сказать, «психотерапии». Становился марионеткой в руках своего -наставника». Истинная же психотерапия помогает человеку самому справляться со своими проблемами. Помогает оставаться личностью».

Коварное зеркало

Я вчитывался в исповедь Михаила и думал: откуда она. эта жажда слепого поклонения? Да, разумеется, образец для подражания в юности необходим. Но подражание это все-таки лишь проба себя в образе другого. Способ самопознания: а сумею ли? Эта проба требует мужества. Критической зоркости. Беспощадно-искренней самооценки. А поклонение всего этого не требует. Верить, ничего не подвергая сомнению, поклоняться слепо, до самозабвения — легко. Не ты же принимаешь решения. Не ты на перекрестке жизни выбираешь путь. Это делает за тебя твой идол.

Привычка потреблять готовое — вот откуда она, самоубийственная жажда поклонения. В иждивенчестве нравственном и интеллектуальном — ее корни. В авторитарном характере общения (и не только в семье, в классе, в вузовской аудитории), когда старший нетерпим к иному мнению младшего, к его попыткам думать самостоятельно. А бунт против угнетающей опеки отнюдь не всегда разрушает стереотип иждивенчества. Михаилу казалось: он нашел новый смысл жизни. На самом же деле — впал в новую форму иждивенчества. Бежал в Каракалпакию не столько от своего дома, сколько от самого себя. Да. конечно, он был обманут ловким мистификатором. Но ведь Михаил рад был этому обману. Потому что поклонение идолу освобождало его от трудной необходимости быть самим собой.

Именно из таких интеллектуально-нравственных иждивенцев и сформировалось ближайшее окружение Абая. Когда один из тех, кто уже «отходил» от Абая, спросил его однажды: «Зачем ты позволяешь твоим приближенным» так себя возвеличивать?», — тот, усмехнувшись, ответил: «Это ведь в первую очередь нужно им самим».

Но это уже нужно было и ему. Он привык к поклонению. Он не представлял уже себя без их поклонения. В зеркале поклонения он видел себя незаурядным властителем дум и душ. Такое это коварное зеркало — оно обмануло и самого его создателя.

Михаил ехал в Вильнюс, не зная, что в «кругу Абая» началась смута. Кое-кто, так и не дождавшись зримого чуда, засомневался в его способностях. И Абай, несколько лет бывший центром групп и кружков, рассеянных по крупным городам, привычно принимавший везде крупные суммы денег и знаки особого почтения (за столом никто не притрагивался к еде, пока он не начинал есть), этот уверенный в себе Абай вдруг забеспокоился. Он вызвал в Вильнюс еще двух «приближенных», тоже в прошлом каратистов — Владимира Пестрецова и Игоря Седова. Говорил с каждым отдельно. Объяснил: есть в их круп, люди, в чьих мыслях он. Абай. прочитал нечто, глубоко оскорбительное для их общего дела. Они колеблются. Они начинают предавать идею. Заразу предательства нужно пресечь в зародыше. Нужно создать ситуацию, в которой потенциальный предатель вновь трансформировался бы в их единомышленника.

«...Объясняя это, Абай смотрел мне в глаза, — пишет Михаил. — Создавалось ощущение, что он доверяет только мне, избранному, дело особой важности. К тому же говорил он с небольшим нажимом, как бы подчеркивая, что я могу и не выполнить его просьбу, но от этого будут зависеть наши дальнейшие отношения. У меня шевельнулось нехорошее предчувствие, но тут же исчезло. Абай был для меня таким авторитетом, что я выполнил бы любую его просьбу... Да-да, любую!»

Ситуация, «создаваемая» Абаем, состояла в следующем: к потенциальному изменнику нужно было приехать домой, забрать у него их общие фотографии, подаренные «талисманы» (куски цветастой ткани их старых рубах — считалось, что они излучают «врачующую энергию»), «недоплаченные деньги». И, уходя, наказать. То есть избить.

...Это было под Вильнюсом, в небольшом поселке. Они поехали туда втроем: Пестрецов, Седов и он, Михаил. Сергей П., переставший бывать в «кругу Абая», оказался дома. Он легко расстался с фотографиями, письмами и «талисманами Абая. Денег же у Сергея в тот момент не было. Он предложил гостям чаю. Посидели за чаем. Потом Сергей по-приятельски пошел провожать их до станции. У Михаила не было ни злости, ни досады на этого вежливого человека. Досада была на себя: из программы, намеченной Абаем, не выполнено два пункта. Седов и Пестрецов были, кажется, в таком же недоуменном состоянии: как быть?

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.