Он ехал в Вильнюс, вспоминая слова Абая, сказанные по телефону: «Ты мне очень нужен». Ехал, чувствуя себя причастным к необыкновенному, великому делу. Он верил: когда-нибудь человечество ахнет, узнав их тайну. О них будут написаны тома научных трудов, будут сняты фильмы. Имена всех тех, кто близок к Абаю, войдут в историю. А самому Учителю поставят памятник.

...Я листаю многостраничную исповедь Михаила, написанную им в следственном изоляторе.

«...В возрасте примерно 13 лет, — писал Михаил, — у меня появилось смутное желание найти себе какое-нибудь занятие. Круг интересов понемногу определился — спорт, особенно спортивное единоборство, а также литература. Больше всего мне нравились фантастика и исторические произведения... Я пытался представить себе бесконечность вселенной, но при такой попытке разум мне как бы отказывал».

«...В седьмом классе я попросил маму помочь мне устроиться в какую-нибудь спортивную секцию. Тогда я уже слышал об одном, очень интересном спортивном единоборстве (каратэ), но в моем представлении это было какое-то загадочное. недостижимое искусство... Занятия вел невзрачный, невысокого роста мужчина, как мне потом сказали, научный сотрудник какого-то института — Владимир Ильич Пестрецов. После тренировок Владимир Ильич рассказывал нам об экзотике Востока. Потом мы стали ходить к нему домой; он жил один, без семьи; там нас встречал запах курительных палочек; во время бесед мы часто нюхали их. О чем мы только не говорили у Володи (он так просил его называть, хотя ему уже было под сорок): о Бермудском треугольнике и летающих тарелках, о йогах и филиппинской медицине. об экстрасенсах и биополе».

«...Меня в этих разговорах больше всего привлекали рассказы об аскетизме йогов, когда человек, отказываясь от обычных удобств, подавляет тело сильной волей, развивая в себе особые способности. Еще до встречи с Абаем, я мечтал познакомиться хоть с одним таким, человеком... Мечтал сам стать физически сильным, откристаллизовать свою волю».

Прерву эту исповедь отсутствующей здесь подробностью: Михаил был первоклассником, когда однажды возле школы его остановили рослые ребята и потребовали денег. Потом, схватив за ноги, перевернули и трясли, пока из карманов не высыпались монеты... Именно после того давнего эпизода у Михаила появилась идефикс: стать сильнее всех. И примерно в это же время ушел из семьи отец Михаила. Он, правда, изредка виделся с сыном, но это не спасло Михаила еще от одной психической травмы — от осознания своей безотцовщины.

Без отцов, впрочем, росло большинство молодых людей, попавших в «круг Абая». Матери же у них, как это часто бывает в неполных семьях, обладали одной, ярко выраженной чертой — авторитарностью: не терпели инакомыслия, требуя беспрекословного послушания.

Алла Петровна, мать Михаила (ее настоящее имя, как и имя ее сына, ставшего жертвой мистификации и психического насилия, я здесь, по понятным причинам, не называю), призналась мне: «боролась» она с увлечением сына одним способом — запретом. Не было даже попытки понять, чем же он еще увлекся, кроме спортивного единоборства; почему так слепо верит в каких-то «особых» людей и даже — это Аллу Петровну поразило — регулярно посылает им из своей скудной студенческой стипендии деньги. Все ее разговоры с сыном кончались ссорой, долгим отчуждением.

Почему Михаил, рвавшийся из-под ига мелочной материнской опеки, оказался под другим, еще более жестким игом Абая?.. Известный психотерапевт доктор медицинских наук Борис Дмитриевич Карвасарский объяснил мне этот парадокс так: у молодых людей, выросших в авторитарных семьях, складывается, с одной стороны, протест против мелочной родительско-учительской опеки, стремление к независимости, с другой же — неосознанная тяга к покровительству.

А теперь о том, как Михаил познакомился с Абаем.

В ожидании чуда

«...Я учился в 10-м классе, когда в один из вечеров Володя рассказал нам, что летом побывал в Средней Азии у святого для мусульман места — кладбища Султан-Баба, и там встретил человека в одежде нищего, обладающего особыми способностями. Зовут его Мирзабай Кымбатбаев, или просто Мирза, ему лет пятьдесят, живет подаянием. Дают ему мелкие деньги и еду за то. что читает мантры (молитвы). Он своей волей может изменить настроение человека, освободить от тяжелых мыслей; его способности изучает молодой ученый Абай Борубаев».

«...И вот однажды, в момент очередного посещения Володиной квартиры, в комнату, где мы сидели, вошел какой-то странный пожилой человек, азиат. Лицо серьезное, глаза как бы подглядывают за всеми, одежда в заплатках. Очень широкие штаны, сшитые, видимо, им самим. На шее — бусы с колокольчиком. После каждого рукопожатия, целовал нам руки. Это был Мирзабай — я тут же узнал его по фотографиям, которые нам задолго до того показывал Володя. Мирза сел на пол. Володя засуетился — стал стелить циновку, а сверху одеяло, чтоб по четному гостю было удобнее. Мирза посидел некоторое время молча. Потом сказал с акцентом: «Хороший ребята. Хороший Москва». И вышел. Володя тут же спросил наше мнение о нем.

Каждый сказал что-нибудь восторженное... Ия, не желая от всех отстать, тоже что-то придумал...»

«...Второй раз Мирзабая я увидел, когда уже стал студентом Московского авиационного института. Тогда же я впервые встретил и Абая. Он вышел из соседней комнаты, попросил у Володи ручку. После его ухода я спросил, кто это. Володя сказал: переводчик Мирзы, молодой ученый. И тоже обладает особыми свойствами. Мы, конечно, ждали, что эти свойства как-то проявятся. Но никакого чуда не было. Володя объяснил: это потому, что мы еще не готовы к чуду. Недели через две мы снова собрались. Мирзы не было. Был Абай. Держался он таинственно. Говорил, что Мирза передает ему свою энергию. Называл себя то сотрудником Института востоковедения, то ассистентом известного ученого Спиркина, изучающего экстрасенсов. Вскользь говорил, как бывал в гостях то у писателя (громкое имя!), то у поэта (тоже имя!), то у одного московского актера (всеми любимого!), которого вылечил от радикулита. Я внимательно вслушивался в его речи».

Первое, что усвоил Михаил, общаясь с Абаем, это деление людей на «обычных» (их большинство) и «необычных», обладающих особыми способностями, которые, впрочем, «открываются» только тому, кто в них верит...

«Необычные» могут трансформировать психику обычного» — развить в нем такие же способности. Для этого «обычный» должен полностью подчиниться «необычному», который становится для него Учителем.

И тут следовал второй, очень важный тезис. «Мы должны отказаться от коренной причины нашего страдания — образа себя, — цитировал Абай вычитанное где-то поучение. — «Я» — это всего лишь образ, спроецированный умом. Это «я» не имеет реальности в самом себе... Помните, это не вы несчастны, а несчастен ваш «образ себя».

Выла у Абая и тщательно продуманная система « отказа» от своего «я».

«...Все мои друзья уже побывали у Мирзабая в Каракалпакии: были этим очень горды. Но рассказывали очень туманно, что-то от меня скрывали. Как-то один из них проговорился, и его информация меня вначале шокировала. Потом заинтриговала. Еще сильнее захотелось съездить. Поговорил с матерью, встретил ожесточенное ее сопротивление. Но все-таки уговорил ее. что навещу наших родственников в Средней Азии».

«... Наконец, приехал к Мирзе. Там же — и Абай. Оба в широких штанах, с бусами, в тюбетейках. У Мирзы на груди пластмассовый медальон. Я с собственной фотографией. Такие медальоны потом раздавали всем приезжающим к Мирзе. Там были еще какие- то москвичи и вильнюсцы... Вот Мирза готовит плов. Угощает. Я опять жду чуда, но чуда нет. Зато есть хорошее настроение, особенно после водки. Абай объяснял: «Это в тебя входит «чистая энергия». Абай играл на гитаре, пел. Деньги мы все отдавали Мирзабаю — так велел Абай. Он объяснил: нужно собрать средства на Институт человека, который будет открыт на общественных началах, и он, Абай, там станет директором. Моя обычная в Москве скованность там, в Бируни, незаметно прошла. Я решил, что такое — лечебное! — действие на меня оказал Мирза».

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.