Крыша над головой

- Спасибо, ничего не надо, - ответила Дунячка и тотчас же пожалела, увидев, как огорчилась Агнешка, как начала беспомощно поправлять свои непослушные волосы, такие же светлые и густые, как косы Дунячки, когда она сама была такой вот девушкой.

- Прошу вас, не считайте меня чужой, - сказала Агнешка, опустив глаза. - Ведь я уже давно хотела навестить вас.

- Меня? - удивилась Дунячка.

- Я просила Болека представить меня его матери...

- Ах, вот оно что! - все поняла вдруг старая Дунячка и как-то по-новому взглянула на девушку. - А он, значит, не захотел?

- Все откладывал с недели на неделю. Агнешка стояла смущенная, покрасневшая, и губы дрожали: вот-вот заплачет. Нисколько, ну, нисколько не была она в ту минуту похожа на окончившего курс архитектора! И видно было: если бы не какая-то внутренняя, сковывавшая ее сила, давно бы убежала, - так было ей не по себе.

- Присядьте же на кровать! - Дунячка подвинулась, освобождая гостье место. - Болек вот-вот придет...

Дунячка улыбнулась, погладила руку девушки, точно желая придать ей смелости. И хотя мало было затем сказано, чувствовалось, что самое трудное позади.

Когда Болек узнал от матери о приходе Агнешки, он не смог скрыть своей досады.

- Вот видишь, мама, давно бы тебе следовало бросить работу в нашем бюро! Моего заработка хватило бы на нас обоих. Что подумает теперь Агнешка? Ее отец - известный архитектор. Право, мама, ты причиняешь мне лишние хлопоты. И все из-за нескольких сот злотых!

Но Дунячка не забыла своего прошлого. Она хочет иметь свой собственный угол, своим трудом нажитый. Да, жизнь ее научила многому! Братья, сестры - и те обидели. Когда выходила замуж за рабочего из города, договорилась с братьями, что ей выплатят ее долю в хозяйстве. Раза два присылали из деревни гроши, как-то прислали мешок муки, однажды воз картошки. Потом случился пожар, затем свиньи околели, в следующем году стояла засушливая погода - хлеб погорел, свекла не уродилась... Дунячка так больше ни грошика из деревня и не дождалась...

Муж ее, Дунях, махнул рукой, не захотел таскаться по судам. Был он хорошим слесарем, но за заработком не гнался, больше занимался политикой. И если оставался вечером дома, то все читай свои книжки, которые потом надо было тщательно прятать, чтобы никто из посторонних не видел. С женой об этих книгах он не заговаривал. Когда же сходились у него товарищи, она сидела на кухне у окна и смотрела, не шатается ли какой-нибудь подозрительный тип у ворот.

Болек был еще маленьким, когда Дунячка; говорила мужу, что надо во что бы то ни стало дать сыну образование. Может, выйдет из него когда-нибудь инженер. Ей казалось, что никому так хорошо не живется на! свете, как инженерам: есть у них и собственные дачи, и автомашины, и уважением пользуются.

Дуняк не возражал. Хорошо, пускай Болек учится, говорил он, но покуда существует капитализм, ничего Болеку не добиться, а вот победит социализм и у нас, в Польше, - тогда другое дело, тогда и рабочий сможет обзавестись автомашиной и собственным домиком.

Дуняк первым пошел в 1939 году оборонять Варшаву от немецких фашистов. С трудом раздобыл оружие: никто ведь в армию его не призывал. Дунячка была даже в обиде на него за то, что он позволил себя так бестолково убить, а ее с ребенком оставил без всяких средств. Другие во-время сбежали, a затем вернулись, а кое-кто даже изловчился деньги нажить. Послала письмо в деревню, под Люблин, собиралась поехать туда. Отсоветовали, писали, что самим трудно приходится и что немецкие оккупанты угоняют людей на принудительные работы. Так и осталась в Варшаве и начала искать заработок.

К торговле Дунячка питала чувство неприязни, в служанки или не пожелала: сынишку было жалко, не хотела, чтобы кто-нибудь помыкал им. Но вот друзья мужа помогли ей найти занятие. Получилось, что и после смерти Дуняк заботился о своей семье, помогал ей руками своих старых товарищей. А так как они думали, что покойный во все посвящал свою жену, то начали целиком доверять ей, привлекли к партийной работе. Так еще в начале 1944 года Дуиячка стала членом Польской рабочей партии.

Зарабатывала она гроши, едва в состоянии была прокормить себя и сына, но не жаловалась, даже была довольна своей судьбой. И как-то светлее, радостнее стало у нее на душе, когда поняла, что можно изменить мир и что вопреки поучениям ксендза не следует безропотно переносить все невзгоды и обиды в ожидании вечного спасения. Не раз с сожалением думала, что напрасно муж раньше не открыл ей глаза на мир.

Она находила удовлетворение в своей работе. И хотя многого не хватало, научилась обходиться без чужой помощи. Пришлась ей по вкусу такая самостоятельность. И Дунячка решила никому не доверять заботы о собственной надвигающейся старости, даже Болеку. «Женится, - думала она, - пойдут дети, молодым ведь всегда денег не хватает...»

Назавтра Агнешка снова навестила Дунячку, принесла апельсины и цветы. Вымыла банку из-под горчицы, влила воды и вместе с фиалками поставила на шкаф, так, чтобы больная могла их видеть. Она уже освоилась здесь и без приглашения присела на кровать, как старая знакомая. Очистила апельсин и стала давать больной - дольку за долькой.

Уколы, таблетки, прописанные врачом, помогли, конечно, Дунячке, но только сейчас почувствовала она, что действительно выздоравливает. Ей стало очень легко еще и оттого, что скрывать ничего больше уже не надо. Болек дольше всех испытывал стеснение, но и он оттаял от теплой улыбки Агнешки и все свалял на жилье.