Я уперся было:
– Да нет же, бабушка! Нет... Просто я не могу срубить ее.
– Почему? – удивилась бабушка.
– О женщина, не ты ли уговорила меня: дерево, мол, все слышит?!
– Полно, нена, на старости лет чего не сболтнешь. А ты и уши развесил. Человек человека, бывает, не слышит, куда там дереву... Я тогда пошутила, внучек, и в мыслях не держала, что ты мне поверишь.
– Нет, – настаивал я, – не могу! По-моему, дерево не только слышит, но и видит. Погляди, как оно отворачивается от нас.
– Диду, диду1! Что слышат мои уши, лучше бы им оглохнуть! – запричитала бабушка и в сердцах шлепнула себя ладонью по щеке. – Э-э, да какой с тебя спрос. Я тебе, дурню, мозги запорошила, мне на тебя и управу искать. Эй, соседи! Люди добрые, сюда, сюда! Сажайте всем миром на цепь взбесившегося мальчишку! О горе, долго ему не жить! – она взывала теперь ко всей деревне.
– Эй, вдова Каландадзе! Чего ты хочешь от этого мальчика? За что собираешься господу-богу подкинуть его душу? – откликнулся на ее вопли шагавший куда-то по проселку меж плетнями Анания Салуквадзе и завернул к нам во двор.
– Как это чего хочу, батоно2 Анания?! Сам посуди, заставила я в позапрошлом году родного внука напугать эту бесплодную Хазарулу. А теперь вот прошу, сруби ее, умоляю по-всякому. Так он, видишь ли, не желает. И знаешь, почему? Дерево, мол, все видит и слышит... Черт знает что! – в сердцах объявила бабушка и протянула гостю стакан, наполненный чистым, прозрачным вином «адеса»3.
– Доброе утро и бог тебе в помощь, калбатоно4 Дареджан, – благословил бабушку Анания Салуквадзе и с таким смаком выпил вино, что у меня слюнки потекли, словно сам я вовсе не стоял перед открытым чури5, полным вина.
– Видит... и слышит? – переспросил Анания и погладил свои отливающие рыжиною усы.
– Не только видит и слышит, дорогой Анания! До того обалдел сопляк – уверяет: дерево еще и говорит! – пожаловалась бабушка. – Но нет, не его здесь вина. Это я, я сама задурила ему мозги, мне теперь и в петлю лезть!
– А вина твоего он случаем не пробовал с утра? – спросил Анания Салуквадзе.
– Да вроде пробовал... – отвечала бабушка. Перед нею вдруг снова блеснула надежда.
– Тогда налей мне еще стакан, калбатоно Дареджан, – улыбнулся Анания, – и я точно скажу, кто его свел с ума – ты или вино.
Бабушка наполнила стакан, Анания одним махом опрокинул его в свою глотку.
– Сдается мне, калбатоно Дареджан, – начал он, выдержав долгую паузу, – вы оба свели его с ума – и ты и вино. Но, чтоб я вынес окончательный приговор, налей-ка еще стаканчик.
Бабушка налила ему вина, но при этом глянула на него такими глазами, что я на его месте поостерегся бы даже пригубить напиток, Однако Анания как ни в чем не бывало осушил и третий стакан. На сей раз он тотчас изрек свое суждение:
– Нет уж, сейчас мне ясно, отчего он рехнулся, – и указал пальцем на вино. – Так ты утверждаешь, – обратился он прямо ко мне, – что дерево все видит, не так ли?
– Да! – подтвердил я.
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.