Капитан

- Ничего, наша рыбка уже на привязи, никуда не денется! Верно, Семеныч? - Антон подмигнул старпому.

- Да... Груз сдадим - надо опять в этих же квадратах походить, может, снова повезет.

- Везет - это дуракам, - раздался из-за другого стола голос Семеренко. - Соображение надо иметь! Вот у нас, на Азовском...

- Тоже мне, сравнил! По твоему Азовскому идешь - из-под винта грязь летит и сзади лягушки смеются... Ты брось, бригадир, пока что мы с рыбой! Лучше подсчитал бы, сколько на пай придется, если тонн тридцать возьмем...

- Эх ты, жизнь наша такая!... - лениво протянул кто-то из матросов. - Рыбу - стране, деньги - жене, а сам - на волне...

По салону поплыл табачный дымок. Иван Иванович протирал опустевшие столы, и лишь в углу страдающий от качки матрос Исаев с бледным лицом все еще ковырял ложкой кашу, а рядом с ним слышался сочувственный голос Антона:

- ... Таракана, что ли, нашел? Так это ерунда, наши тараканы мелкие, совсем даже чепуховые... Вот я на «Тамбове» плавал - там, я понимаю, тараканы были: пара ухватит булку хлеба - и поперли! Вот какие...

* * *

Шаталин проснулся оттого, что встал на ноги. Собственно говоря, он оставался на койке, но койка под ним приняла чуть ли не вертикальное положение, и он не упал только потому, что падать было некуда - ноги уперлись в переборку.

По каюте с грохотом пронеслись сапоги, железная пепельница, еще какие-то предметы, выскочил из гнезда и со звоном раскололся графин. Что-то тяжелое сорвалось и загремело на камбузе. В темноте крен казался особенно зловещим.

«Пожалуй, больше пятидесяти, - подумал Шаталин. - Да, больше... А предел остойчивости где-то около шестидесяти градусов...» На мгновение сжалось сердце. Судно выпрямилось и сейчас же повалилось на другой борт, но уже как будто несколько меньше. От резких бросков что-то скрипело, стонало, под палубой каюты ожесточенно вибрировал гребной вал. Шли куда-то полным ходом, лагом к волне.

Шатилин зажег плафон. Стрелки раскачивающихся на гвоздике ручных часов показывали четыре сорок. Что все это могло означать? Шатилин перебирал в уме одно за другим, но подходящего объяснения не находилось. Оторвало от сетей? Нет, тогда бы пытались продвинуться вперед, носом на волну, а сейчас судно явно идет куда-то в сторону. Но почему тогда бросили порядок? Что заставило это сделать? И главное, в такую погоду!... Шатилин знал, какой риск даже ненадолго подставить борт двенадцатибалльному ветру и бешеной, обладающей силой стального тарана океанской волне. Решиться на это можно только в самом крайнем случае...

Минуты проходили за минутами, но ничего не менялось. По-прежнему, падая то на один, то на другой борт, сотрясаясь всеми своими частями, судно упрямо куда-то шло.

Может быть, кому-нибудь понадобилась помощь? Пятьсот двадцать восьмому? Но около него есть суда... И потом это ведь не шутка - оставить на произвол урагана порядок почти из сотни сетей, который стоит не один десяток тысяч... Да еще с рыбой. И с какой рыбой! Первый раз улыбнулось настоящее рыбацкое счастье...

Так ничего и не придумав, Шатилин бросил гадать. Может, одеться и подняться в рубку? Год или полтора назад Шатилин, без сомнения, так бы и поступил. Но с тех пор он стал выдержаннее или, скорее, просто равнодушнее, и любопытство к внешним событиям в свободные от вахты часы считал мальчишеством. Восьми часов в сутки с избытком хватало на все волнения и любознательность... Да и ради чего, в конце концов, вылезать из теплой постели? Стармех, заваливаясь спать в штормовую погоду, обычно шутит: «Будем тонуть или обедать - разбудите»... Что ж, верно. К тому же наверху сейчас и старпом, и второй - его койка еще пуста, - и, конечно, капитан... Шатилин сам не любил, когда в тесной рубке толклись лишние люди. Будет нужно - его поднимут.

И Шатилин попрочнее уперся ногами в переборку, намереваясь уснуть как можно скорее: до вахты оставалось лишь три часа.

* * *

Нервный писк морзянки лез в уши, и было непонятно, как можно что-нибудь разобрать в этом захлебывающемся потоке. Только что разбуженный старпомом капитан сидел в радиорубке, внимательно разглядывая пепел на конце сигареты и прислушиваясь к тяжелым ударам волн.

Радист поднял голову:

- Второй трюм затоплен, машина не качает, только ручная помпа. Вода медленно прибывает. Около них тридцать два семнадцать, семьсот шестой и двадцать четыре восемьдесят...