- Скажите пятьсот двадцать восьмому, пусть работает на пеленг... Из носовых кубриков всех в корму. Боцман! Еще раз осмотрите трюма, все на палубе и на спардеке! Проверить спаспояса!
... Под напором ветра освобожденное судно быстро относило от оставшегося где-то впереди, в темноте, сетного порядка.
Положив ладонь на рукоятку машинного телеграфа, капитан переставил ее с «малого вперед» на «полный вперед». Мелко задрожала палуба рубки.
- Право руль! Ложись на пятьдесят пять!
С закушенной губой Коля крутанул штурвальное колесо. Под курсовой чертой компаса справа налево покатились черные цифры градусов.
- На румбе?
- Пятьдесят... Пятьдесят четыре...
Внизу, под рубкой, жадно заревела вода. Показалось, что кто-то невидимый, схватив судно за мачты, пытается перевернуть его днищем кверху... Коля повис на штурвале. Второго помощника через всю рубку бросило на старпома...
Капитан посмотрел на часы:
- Штурман! Запишите время: четыре сорок!
Фок-мачта огромными стремительными взмахами прочерчивала низкое, в клубящихся темно-серых тучах небо. Горизонт повсюду вспучивался вершинами водяных гор. Спокойные и медленные вдали, они вблизи вырастали до высоты пятиэтажного дома и, раскачиваясь, неслись на судно, страшные в своем тяжелом и таком легком движении. Ветер ослабевал лишь в те секунды, когда судно оказывалось на дне ложбины и от правого борта уходил, весь в полосах бледно-зеленой пены, тыльный склон волны. Но слева опять уже вставала, грозя смять и поглотить, новая горная цепь...
Судно шло, широко черпая бортами и почти касаясь воды крыльями мостика.
В пять тридцать повредило вентилятор на спардеке; в шесть сорок пять сломало кронштейн левой палубной люстры; в восемь десять, уже на вахте Шаталина, разбило два стекла в рубке и снесло прожектор на верхнем мостике. В заделанные на скорую руку фанерой окна свистал ветер.
По расчетам, до пятьсот двадцать восьмого осталось уже совсем немного.
Антон на руле, широко расставив ноги, то и дело поглядывал налево, вбирая голову в плечи в ожидании очередного удара волны. При каждом особенно сильном крене он изумленно и несколько растерянно ругался.
- Точнее на румбе!
Это были первые слова капитана, услышанные Шаталиным с начала вахты.
Капитан молчал. Уже пятый час он стоял слева от рулевого, вцепившись одной рукой в решетку отопления, другой - в ящик для биноклей и упираясь спиной в массивную тумбу гирокомпаса. Капитан смотрел на море. Смотрел не отрываясь, не меняя позы и не отодвигаясь от стекла. С пушечным громом разбиваясь о надстройку, вода временами закрывала в окнах небо. Шаталин видел лишь, как белели суставы капитанских пальцев, сжимавших край ящика, когда наперерез судну мчалась, вспухая на глазах, особенно крутая волна.
На судне все устали. «Заклинившись» на диванчиках в салоне, на койках в кубриках, люди перебрасывались обрывочными фразами, вяло жевали галеты, курили. Шаталин подумал о том, как трудно во время такой сумасшедшей качки в машинном отделении: ни неба, ни воздуха, только встающая торчком железная коробка, скользкое от соляра железо под ногами и огромное горячее тело грохочущего главного двигателя...
Неожиданно щелкнул и зашипел динамик трансляции:
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.