– Но могла же чужой адрес назвать. Свой-то зачем?

– Вот чудачка! Я за тебя тоже испугалась – такая молоденькая, и вон чего... Что же я за педагог, если о своей сумочке больше, чем о тебе, думать буду...

Таня, оказывается, заочно училась в пединституте.

На заводе Райка только и успела, что чуть-чуть вокруг себя взгляд кинуть, лица некоторые запомнить. Она жила как во сне и делала все как во сне – вяло, не вникая в суть, потому что эти дни и жизнью-то не считала: впереди был суд, до суда ее и отпустили. Верилось и не верилось, представить было трудно, что же впереди.

«Мне уже было на все наплевать, никто не существовал для меня».

Когда это началось? Уже и не скажешь. Если и было что хорошее, все из памяти вымели годы отрочества. Ссоры, ссоры, ссоры – это дома, и ни слова по-хорошему, никогда рука матери не легла на безрассудную ее голову, чтоб утешить, приласкать. А как любила и умела мать ехидно высмеять все, что в ней, Райке, еще оставалось хорошего – во всяком случае, так ей казалось. Только много лет спустя Райка поймет, что мать, молоденькой девчонкой пережившая ленинградскую блокаду, всех оставившая на Пискаревском кладбище и уже после войны приехавшая в Киров, – мать без опоры и защиты плыла в послевоенном потоке бедности, скорби, усталости. Отца Райка не знала. Может быть, и это стояло между ними. Каково живется матери – думать об этом она тогда не умела. Да, наверное, все равно ничего бы не изменилось – отношения в семье раз навсегда определила мать. А может, Райка просто не привыкла слушаться материнского слова, долго в детдоме жила?

А школа? Чего можно было ждать от школы, если она приходила туда уже с чертями в глазах, и черти недвусмысленно предупреждали каждого: «Только тронь!»

«Трудная!» – с этим клеймом она привыкла жить. Трудная так трудная. Значит, так уж предписано судьбой.

И все же она иногда удивляла. В шестом классе еле на тройки тянула, особенно по математике. А в седьмом – нате вам: именно по математике – 5! А объяснение было простое: после сухого, неинтересного человека в седьмой класс пришла новая учительница – молодая, веселая, умная. Всем классом в факультатив к ней пошли.

«В восьмом классе она ушла. Это единственная учительница, с которой было интересно мне. Теперь я понимаю, что в подростковом возрасте авторитет старшего иногда важнее, чем свой. Особенно если еще не понимаешь, что учеба нужна тебе, а не учителю. Так что мои оценки – это мое отношение к учителям».

Последнюю оценку всем учителям она поставила в восьмом классе: бросила школу.

Она была девочка крепкая, рослая, и ей удалось устроиться на маленькую фабрику. Но и там услышала: «Трудная!» Нет, не вырваться, видно, из очерченного круга. Не щадили люди. И обязательно каждый позорит, нет чтоб с глазу на глаз поговорить. Все время как на суде. Ее хватило на год, Через год ушла с фабрики.

После очередной дикой ссоры дома она рванулась ночью на улицу. Бежать, бежать, только бы мать не дожала, не вернула. Ей хотелось одного: пусть ее обидят, пусть случится что-то страшное, лишь бы как-то взорвать это спокойствие, безразличное течение пустых, одинаковых дней.

Но никто не обидел ее в ту ночь. Ничего не случилось. А дома получила причитающееся ей...

Но теперь ее уже было не остановить. Это стало вроде игры – она так и росла в своих глазах: смелая, сильная. Теперь ждала ночи с удовольствием, уходила с вечера, чтобы мать не задержала.

Потом появилась компания. «Один раз на вокзале у девчонки, ровесницы, сняли шарф. Нет, мы его не унесли. Просто другая девчонка из нашей компании рвала его на мелкие куски на глазах у этой девочки. А та плакала и говорила: «У меня же больше нечего надеть, я из интерната». Тогда я возненавидела свою «подругу» по компании, сама ведь до десяти лет по детдомам да интернатам жила. Решила уйти от них, но куда? К кому? С кем?»

После этой истории Райка стала уходить из дома, чтобы ее не нашли приятели. Но они приходили все равно, били стекла, давая понять: просто так от них не вырваться.

Вот тогда Райка и приняла решение, перевернувшее, по сути, всю ее жизнь.

Она любила проводить время в тире. Пристрастилась стрелять. И тут ее осенило: ведь в тире ружья! Решила ночью одно взять: тогда попробуйте ко мне сунуться!.. Она не знала, что ружья на ночь оставляют на цепях. Открыла ключом от своего сарая дверь и заплакала от досады: с цепями ей не справиться...

В углу увидела приемник, забрала его. Он был не нужен ей, но ведь должно же было чем-то разрешиться это ее ночное вторжение.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• …
• 11
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.