Рая: В общежитии соседями у меня были девочки из комитета. Они здорово помогли. Деньгами я совсем не умела распоряжаться, на еду не хватало иногда. Выручали. Училась у них многому. Сразу в школу рабочей молодежи пошла. Правда, полгода в цехе никого не знала. Боялась людей. Потом легче стало. Просто интересные люди окружали меня, а именно этого мне всегда и не хватало.
Бессонова: Все чаще стала Рая заходить в заводской комитет комсомола к Ире Хлебниковой, которая жила вместе с ней в общежитии. Иногда нам казалось: Рая нарочно хочет нас «подзавести», вызвать на спор. Ну, например, вопросами: «Зачем нужен комсомол и какой от него толк?» Разговоры были долгие, горячие, Райка не боялась обидеть нас насмешкой, резким словом (а ведь сама-то она так помнила свои обиды!), думалось даже, что она это делает с каким-то мстительным удовольствием, с наслаждением наблюдая, как мы выходим из себя.
И вдруг: «А что будет, если и я подам заявление в комсомол?»
Я, стараясь не выражать никаких чувств, объясняю: «Это должна решить твоя цеховая организация». Очень я рассчитывала на умницу Олега Вылегжанина: понимает он людей, умеет ладить с ними. Райку он сразу же привлек к туризму, поскольку сам заядлый путешественник.
Перед приглашением Раи на бюро поговорила со всеми ребятами: мы все должны понимать особую ответственность за ее судьбу, сложную, путаную, но жаждущую ясности, смысла.
Вопросы Рае задавали обычные, «под кожу» не лезли. Легче было объяснить, не за что мы ее принимаем, а ради чего. Проголосовали единогласно.
Ну, и взялась Райка за дело! Все ей было в охоту, да еще и мало. Решила поступать в художественное училище – рисует здорово с детства. Поехала без подготовки – и недобрала балла... Вернулась удрученная, конечно, но перенесла неудачу стойко: работа с людьми все больше становилась для нее главной целью в жизни.
Через полгода комсомольцы цеха избрали Раю в бюро. Поручили ей шефский сектор. Засучила Райка рукава – все бы перевернула разом. Начала готовить большой вечер в ГПТУ – в том самом, к которому у завода столько претензий. А вечер сорвался. Райке казалось, что именно она, как организатор, слаба оказалась; кроме нее, никому ничего, мол, не нужно, – это вообще для нее самое страшное, прямо пунктик.
Тяжело далась ей первая неудача, ох, тяжело! Ведь она шла в комсомол, как в союз одержимых. И никак не могла понять, что и в комсомоле за каждую свою идею надо побороться, убедить людей, зажечь их, уметь организовать дело. И сорвалась наша Райка. Тут еще в цехе у нее не все ладно пошло, стал на нее мастер жаловаться: не здоровается Райка. А она объясняет: здороваться можно лишь с тем, кого уважаешь. Вот сменный мастер ей нравился. Она и стала выходить в ту смену, которая ей удобна. А то и вообще после обеда уходила с работы.
Что делать? Новый секретарь цеховой комсомольской организации пришел ко мне посоветоваться. «А что бы ты делал в другом случае? Обсуждайте на собрании как прогульщицу и выводите из бюро. Дисциплина для всех одинакова».
На бюро ребята ей, конечно, здорово поддали. Но, похоже, мало в чем убедили, потому что они не были для нее авторитетом, как она сказала.
После вывода из бюро Рая подала заявление об увольнении с завода.
Рая: Та осень была для меня нелегкая. Я.ведь уже привыкла быть с людьми. А тут видеть не могу никого. Отгородилась. Душой – с заводской «комсой», а выйти к людям не могу.
Вывод из бюро – это еще не самое страшное. Ребята из заводского комитета комсомола отвернулись – вот беда, даже Бессонова моя растерялась. Бюро было 4 октября, а 5-го я уехала в Рязань. Встретилась с очень хорошим человеком, бывшим работником воспитательно-трудовой колонии Еленой Петровной Фастович. Если в моей жизни и были хорошие друзья, то эта женщина – одна из первых.
...Домой приехала, мозги на свое место встали. Вот тут и начали меня «бить». Оформляю документы на рабфак, а Бессонова: «We такие у нас ребята в комитете сидят, чтобы после всего, что ты наделала, давать тебе характеристику. Ты сама все хорошее перечеркнула. Не имеешь сейчас права идти в институт». В общем, за этот месяц многое перевернулось во мне. Решила готовиться в институт самостоятельно и работать...
Бессонова: После двухнедельного срыва нашлось для Райки новое дело, и опять все встало на место.
А душа и ум ее все время требовали от нас ответа – по полной правде. Бесконечные споры и разговоры о смысле жизни. Вот здесь плохо и здесь плохо, а куда же смотрят комсомольцы? Почему они не помогают исправлять ошибки? Вечные эти «почему», с которыми она может прийти и ночью и на которые нужно отвечать на пределе серьезности, привлекая все свои знания – и жизненные и книжные...
Через меня, через Иру Хлебникову, которая стала работать в райкоме комсомола, Райка стала входить во все двери, и они перед ней безотказно открывались. Райка стала будить некоторых заснувших за своими столами комсомольских работников. Сначала они смотрели на нее удивленно, потом старались помочь...
Но чуть что не так – хмурость ли на Райку найдет, погорячится ли где не в меру, дело ли сорвется, в себе ли засомневается, – тут уж, Бессонова, будь начеку. Если не сама Рая объявится, так со стороны тут же сообщат. Поверите, нет дня, чтоб о Райке не подумала: как у нее сегодня жизнь идет? Ну, а как только открывается дверь и за ней стоит Райка, значит, опять будет спор, опять нужно искать ответа. Десять раз объясняла, что не все могут быть Островскими, героями, но Раю это не устраивает. Каждый раз, когда она приходит, поражаюсь ее энергии и настойчивости в достижении цели. Неужели эта красивая, подтянутая, современная девушка – та Райка, которая пришла к нам семь лет назад?
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Livejournal
LiveInternet
Блоги@mail.ru
Open ID
