Школа была математическая, а мальчик – необычайно одаренный. И все же по одному предмету он отставал. Он очень старался на уроках, не пропускал ни одного дополнительного занятия, много работал дома. Учитель давал серьезные домашние задания, столь же серьезно спрашивал на уроке. На каждом уроке. И, наконец, дела пошли на лад.

Однажды к учителю пришел отец мальчика, всемирно известный математик, академик.

– Я искренне сожалею, Михаил Михайлович, – сказал ученый, – что у меня не было такого учителя, как вы. Сейчас у меня так много идей и так мало сил, чтобы воплотить их в жизнь.

В математической школе №2 Михаил Михайлович Боген работал к тому времени около двух лет, а до этого преподавал в 585-й московской школе, методы его работы были широко известны. Потому-то директор школы №2 Владимир Федорович Овчинников и пригласил его к себе. Служебный роман начинался так.

– Математическая школа? Что ж, это очень интересно, – сказал учитель. – Однако я поступил в аспирантуру. Вот закончу и, если не передумаете, встретимся.

Когда же по окончании аспирантуры снова встретились, учитель выдвинул жесткие условия:

– Вы, Владимир Федорович, поддерживаете меня абсолютно во всех начинаниях, какими бы абсурдными они вам поначалу ни показались. Далее. Ежегодно несколько человек, возможно, не будут переведены в следующий класс, им придется пересдавать мой предмет осенью. Бесспорно, у нас обоих будут конфликты с родителями. На меня и на вас станут писать жалобы, к нам будут приезжать различные комиссии...

Нелегко, конечно, директору школы принять такие условия. Условия учителя физкультуры.

Михаила Михайловича знаю двадцать седьмой год, с того самого дня, когда я, пятнадцатилетний, маленький и нескладный, пришел на свою первую тренировку по легкой атлетике к нему, тренеру детской спортивной школы Ленинского района Москвы. Не имел я тогда даже третьего разряда, да и со способностями – тоже не очень. К тому же долгое время перед этим я по причине тяжелого ревмокардита от уроков физкультуры освобождался. Помню, каких мучений стоило мне подняться на третий этаж. Помню, как, слушая меня фонендоскопом, не могла сдерживать слез мама, работавшая тогда начальником терапевтического отделения военного госпиталя. Сумасшедший, рваный стук сердца гулко отдавался во всем теле. Иногда оно на несколько секунд замирало, потом начинало бешено стучать, словно догоняя самое себя. Для меня же еще печальней было то, что задолго до заболевания ревмокардитом я заболел... легкой атлетикой.

Лишь с третьей четверти восьмого класса меня, наконец, допустили до уроков физкультуры, что, конечно, никак еще не предполагало серьезных занятий спортом. Однако спустя полгода я все же решился и пришел в детскую спортивную школу, разумеется, тайно от родителей. Михаил Михайлович сразу направил меня во врачебно-физкультурный диспансер к Леониду Аркадьевичу Иоффе, ныне доктору медицинских наук, известному спортивному физиологу. Тот взялся за меня крепко и надолго.

Через два года я стал чемпионом Москвы среди юношей в беге на 800 метров, а потом уже среди взрослых – победителем и призером крупных всесоюзных соревнований в беге на 800 и 1500 метров, выполнил норму мастера спорта.

Впоследствии Леонид Аркадьевич рассказал:

– Приехали к нам американские кардиологи и попросили показать кардиограммы идеально здорового человека. Я выбрал тебя. Они удовлетворенно посмотрели пленки и были поражены, узнав, что знакомятся с кардиограммами человека, которого ранее считали сердечным больным.

...Штатным тренером Михаил Михаилович вскоре работать перестал, а со мной и с другими возился уже «за так», не имея взамен ничего, кроме благодарности наших душ и недовольства своих домашних, потому как мы, переростки ДСШ, занимали все свободное время школьного учителя физкультуры.

В его школе я бывал часто: жил недалеко, да и вообще все мы со своими радостями и бедами обращались к нему, к нашему учителю. Но зато и о школьных делах Михаила Михайловича мы знали всё.

А дела были такие. Вскоре после того, как из тренеров он пошел в учителя, его 585-я школа, безнадежно отстававшая по спорту даже в нашем Ленинском районе, вдруг стала победительницей городских школьных соревнований по легкой атлетике на приз журнала «Огонек».

Тогда-то и подошел к Михаилу Михайловичу директор математической школы и пригласил работать к себе. Истины ради добавлю, что не просто, мол, прочитал статью в журнале директор Владимир Федорович Овчинников. Он дружил со своим коллегой из 585-й школы Львом Мартыновичем Степаньяном и слышал от него про учителя физкультуры давно: «Пытливый, ищущий, большой внутренней культуры человек, требовательный. Ну, и фанатик, конечно».

Побаиваюсь, правда, я этого слова – «фанатизм», особенно если речь идет о педагогике. Нередко за ним кроется тайная жажда скорейшего табельного выражения своего рвения.

Но Михаил Михайлович совсем другой человек. Сколько души и времени отдавал он совсем бесперспективным только за их преданность спорту, за увлеченность. А немало весьма одаренных вызывали его возмущение только за то, что дар у них был лишь в ногах, но не в душе.

Как уже говорилось, школа №2 была не простая, а математическая, что, разумеется, отметает основания заподозрить ее директора в желании прославить ее знаками спортивной доблести. Овчинников рассуждал так: ученики у меня особо одаренные, занимаются много, а двигаются мало, и потому для профилактики умственного переутомления нужна повышенная двигательная активность. Причем не простая, а умная, рациональная. Так директор нашел учителя.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.