- Надеюсь, вы не думаете, что я упустил перекладину случайно? Выполняя такой детский трюк?
- То есть, вы... упали нарочно? - Я сглотнул и уставился на него: все кости целы, следов крови не видать...
Публика чуть подалась вперед, как бывает обычно, когда вступает дробь, и Анджели, раскачав трапеции, изготовился к прыжку в перекрестье лучей прожекторов. Дробь не умолкала, и тут гимнаст, подпрыгнув, перевернулся раз... два... а затем вытянул руки к перекладине, но его пальцы соскользнули... и он полетел вниз.
- Разумеется, мистер Маллинз, - улыбнулся он. - Это - моя специальность, я сам ее придумал. Знаете, почему публике нравятся выступления на трапеции? Вовсе не потому, что для этого нужно какое-то особое умение, а потому, мистер Маллинз, что все люди по своей натуре порочны. Они приходят полюбоваться, как этот болван на верхотуре рано или поздно сорвется и свернет себе шею!.. Вот я и придумал этот трюк. Если публике так уж охота посмотреть на сорвавшегося гимнаста, то - пожалуйста. И начал учиться падать.
- То есть?
- Поначалу я падал с кровати, потом из окна первого этажа, потом - с крыши. и наконец, совершил свое самое большое падение, которое. Впрочем, вам это ни к чему. Суть в том, что теперь я могу упасть с любой высоты. Если честно, ваша трапеция подвешена довольно низко.
- Довольно низко, - тихо повторил я.
- Да.
- В чем дело?! - выпалил доктор Липски, врываясь в шатер в расстегнутой рубашке. - Что стряслось?
- Ничего, - пробормотал я, медленно качая головой. - Все о'кей, док.
Литература
- Тогда какого черта?..
- Я лишь хотел сообщить вам, что мы только что наняли нового воздушного гимнаста.
- М-да? - промычал пьяный как обычно док¬тор Липски. - Вот и славно!
Мы переехали с другой город, и я представил Анджели своим остальным гимнастам: Сью-Эллен, Фарнингсу и Эдварду-Великому. В то время я был куда моложе и любил полюбоваться стройными ножками в трико, а у Сью-Эллен они были что надо. Еще у нее были прекрасные светлые волосы и голубые глаза, и когда я знакомил ее с Анджели, эти самые голубенькие глазки окинули его таким взглядом, что мне закралась в голову мысль - а не совершил ли я ошибку, наняв его? Я объявил им, что сегодня Анджели попользуется шатром один, и весь день просидел, наблюдая, как он прыгает к трапеции, промахивается, летит вниз и падает: на нос, на голову, на спину и так далее. Особенно внимательно я пытался уловить момент, когда он падал, но каждый раз вокруг него взмывало облако опилок, и мне так и не удавалось разглядеть, что с ним происходит внутри. Тем не менее, он каждый раз вставал, отряхивался, и я бежал к нему, предполагая найти сотню переломанных костей, а то и пробитый череп, но он стоял с приятной улыбкой на лице, словно ниоткуда и не падал.
- Это потрясающе! - сказал я ему. - Почти сверхъестественно!
- Знаю, - спокойно кивнул он.
- Мы начнем сегодня же! - распаляясь все больше, воскликнул я. - Вы готовы начать сегодня?
- Я могу начать когда угодно.
- Сэм Анджели!.. - воскликнул я, взмахнув рукой, словно уже был в перекрестье прожекторов. - Сэм Анджели... - Тут я запнулся и опустил руку. - Это ужасно.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Январь 2010
Рассказ
Ярослав Иванов создает эмоции у наковальни