Я снял галстук, перевернул Стаса лицом вниз, крепко связал ему руки. Потом оттащил к «Ладе», уложил на заднее сиденье, поднял стекла на дверцах, вынул ключ и закрыл машину.
– Где дача? – спросил я у Нины. Все это время она стояла у обочины, испуганно наблюдала за происходящим.
– Там, – показала она в темноту.
– Иди к шоссе. Останови машину, отыщи телефон и позвони в милицию. Номер не забыла?
Она замотала головой,
Я еще раз проверил дверцы «Лады» и во весь дух помчался по дороге.
В зеленоватом свете луны смутно мерцала колея с проросшей посередине черной травой. Без умолку верещали кузнечики.
Я добежал до поворота.
Впереди, на фоне густых зарослей орешника, тускло поблескивая лаком, стояла «Каравелла». Где-то невдалеке хрустнула сухая ветка, но разбираться, Нина это или кто другой, я не стал. Надо было действовать.
Я подбежал к машине. Кабина была пуста. За увитой плющом изгородью в глубине участка светилось два окна – одно поярче, другое мутным красным
прямоугольником, – остальное тонуло в потемках.
Калитка оказалась незапертой. Я прошел к дому и остановился у крайнего от крыльца окна.
По ярко освещенной комнате, поглядывая на часы, нервно расхаживал Шахмамедов. Через приоткрытую форточку доносилась музыка. Я двинулся вдоль стены и заглянул во второе окно.
Оно было занавешено, но не плотно – в центре между задернутыми шторами оставалась узкая щелка.
Я прильнул к стеклу, но увидел лишь висевший на стене ковер и колеблющуюся тень на полу, по движениям которой невозможно было определить, что делает человек, отбрасывающий эту тень. Вот она переместилась, пропала, затем снова появилась, и всю длину щели заслонила фигура в белоснежной сорочке и черном с атласными лацканами смокинге.
Вадим – это был он – поставил на подоконник пузырек и вновь исчез из поля зрения, направившись, по всей видимости, в соседнюю комнату. За миг до этого я заметил в его правой руке носовой платок, с которого капала какая-то жидкость.
Все, что происходило со мной до сих пор, начиная с памятного разговора в кабинете начальника уголовного розыска и до драки со Стасом, от которой еще ныли синяки и ссадины, было прелюдией, подготовкой к этой самой минуте. В мою постройку лег последний недостающий кубик. Сейчас на моих глазах, по существу, повторялась сцена, однажды уже разыгранная на задворках гостиницы. Преступник действовал тем же самым способом, что и тогда, уверовав в его универсальность. Я знал, чем это закончилось для Кузнецова, и потому не раздумывал: бросился к крыльцу, перескочил через ступеньки и, распахнув дверь, ворвался в комнату.
В противоположном ее конце, опираясь на костыли, стоял Вадим. В шаге от него – Тофик. Оба они обернулись в мою сторону.
– А вот и он! – С этими словами Шахмамедов сорвался с места, и почти одновременно меня пронзила дикая боль в голени.
Мне нельзя было нагибаться, но рефлекс, на который и был рассчитан удар, сработал прежде, чем я успел что-либо сообразить. Я склонился к ушибленному месту и немедленно поплатился за это.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.