Рассказ
Лешка долго — всю жизнь — не знал тети Жени. Когда же она пришла навестить свою школьную подругу, Лешкину мать, и впервые улыбнулась ему, он смутился, вдруг ощутив, что сердце его растаяло, а губы расплылись в широчайшей улыбке. И весь вечер Лешка не спускал с тети Жени преданных глаз, не замечая, что отец, мать и младший братик Петенька тоже смотрят только на гостью и улыбаются блаженно, счастливо и глуповато.
Зачарованный мягким и теплым, «меховым» голосом тети Жени, Лешка не сразу понял смысл застольного разговора. И был неприятно удивлен тем, что рассказывает она вещи до обидного простые и житейские. Что во время войны была с заводом в эвакуации, а в сорок пятом вернулась в Москву. Что вскоре после этого познакомилась с одним человеком и против материнской воли вышла за него замуж; что человек этот, хоть и был орденоносцем, оказался выпивохой и бабником, и она развелась с ним. Что вот теперь она со своей дочкой (младше Лешки на год) опять живет у матери, которая помыкает ею и не пускает даже в кино; что работает сейчас чертежницей — работа чистая и хорошие люди кругом, но с деньгами туго... Да что деньги! Был бы человек хороший! И тут тетя Женя стала говорить, как она завидует ей, Лешкиной матери, что у нее есть муж, который ее любит — это и слепому видно! — и двое чудесных сыновей.
Мать, обняв правой рукой тетю Женю за плечи, стала утешать ее. Та молча слушала и, недоверчиво улыбаясь, покачивала головой. Отец яростно раздавил окурок в пепельнице, сжал ладонями виски, взлохматив волосы, и выдохнул:
— Ах, гадская война! Стольких стоящих мужиков в землю уложила! Чего же про остальных-то баб говорить, если даже у такой красавицы, как ты, Жень, нет порядочного мужа?!
Тут мать с живостью обернулась к нему и сказала:
— Слушай-ка... А что сейчас поделывает твой Григорий? Надо бы найти его.
Тетя Женя резко выпрямилась и с гневным смущением воскликнула:
— Что это ты задумала, подруга?
Мать ответила, успокоительно оглаживая ее плечо:
— Ничего, ничего... Дело хоть и тонкое, и чувствительное, а все ж таки житейское. Григорий — человек хороший и не урод... Слууушай! — протянула она, снова обращаясь к отцу. — А ведь еще лучше есть! Сашка-то что, Герой Союза!.. Вот уж орел так орел!
Лешка сквозь дрему слушал их непонятные слова и по тому, как вызванивались в них песенные мотивы, чувствовал, что затевают его родители какое-то веселое и счастливое дело. Но так и не услышал, о чем же они договорились с тетей Женей, — заснул.
А через месяц, в течение которого он каждый день вспоминал тетю Женю и спрашивал о ней у матери, их порог переступил с большим чемоданом дядя Саша — друг отца и в прошлом морской офицер. И сразу после приветственных поцелуев и объятий стал рассказывать, что, как только получил он письмо с фотографией, сразу же начал хлопотать о командировке... И сколько ему пришлось сил убухать и нервишек поистрепать, чтобы закончить скорее всю работу на заводе, — уму не постигнуть! Но теперь-то у него, слава богу, есть в запасе три свободных дня.
Лешка взглянул на мать и оторопел: она сидела на стуле растерянная и ослабевшая, и не было на ее лице обычных радости и оживления, которые появлялись, когда видела она дорогих ей людей, — будто попыталась с ухарским размахом взвалить на свои плечи груз неизвестного веса и он придавил ее неожиданно своей тяжестью: и обидно, и больно, и людей стыдно...
Дядя Саша, не оглядываясь по сторонам, доставал из чемодана пакеты и свертки с гостинцами и разворачивал их на столе. И Лешка забыл о матери. Завороженно уставился, не замечая слюны на губах, на ржаные лепешки, большой шар деревенского масла, тугой и объемистый холстинковый мешочек с подсолнухами, на упавший пакет, из которого с сухим шуршанием стала выползать вяленая вобла, на жестянки с тушенкой и сгущенным молоком, на стеклянную банку с медом, так прозрачно и весело сиявшим в ней, что сделалось на душе щекотно и захотелось накатать из него множество солнечных колобков да и запустить их высоко в небо.
Но тут дядя Саша, говоривший до этого возбужденно и громко, вдруг понизил голос до секретного шепота, и Лешка с настороженным интересом посмотрел на него:
— Что сказать, Том? И так, наверное, все ясно. Фотография, конечно, не живой человек, да... Очень она мне понравилась! И решился я сразу и бесповоротно!..
— Ох, Саш, чего-то мне страшно... — перебила его мать и всхлипнула. — Тревожно что-то...
— Ааа-а! — с веселым ожесточением выкрикнул дядя Саша. — Заварила кашу, а как расхлебывать, так в кусты? Ну нет, драгоценная моя Тамарочка, не отвертишься! Бери-ка ноги в руки и зови ее скорее сюда!.. — Вдруг он замер, застыл, глаза его остановились и, расширившись, будто замерли. И показалось Лешке, что стал дядя Саша высматривать какими-то другими глазами что-то у себя внутри и никак не может увидеть того, что ему позарез нужно... Через минуту он замотал головой, глубоко вздохнул и, усмехнувшись, продолжил: — А мне-то каково страшно? А? Ну, это-то понятно... что страшно, коли меня с моим-то свиным рылом из калашного ряда да гальюнной шваброй!.. Тут все ясно. Да ведь и тогда страшно делается, Том, как представлю себе, что согласится она выйти за меня! Вот ведь, брат Лешка, какие дела!
Мать после признаний дяди Саши встрепенулась, заулыбалась, будто, увидев чужие страхи, забыла о своих и ощутила в себе великие силы, с которыми она легко и просто разведет руками чужую беду; поднялась со стула и, потянувшись с наслаждением, сказала:
В 10-м номере читайте об одном из самых популярных исполнителей первой половины XX века Александре Николаевиче Вертинском, о трагической судьбе Анны Гавриловны Бестужевой-Рюминой - блестящей красавицы двора Елизаветы Петровны, о жизни и творчестве писателя Лазаря Иосифовича Гинзбурга, которого мы все знаем как Лазаря Лагина, автора «Старика Хоттабыча», новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Как строят жилье садоводы-любители
Надо обсудить
Береги здоровье смолоду