Д с Вологодского моста
Д пойду навернуся!
Д кому какое дело —
Тока шея хрупнеть!
Тренькай, дроля! Друг, пляши!
И опять только тишина ворочалась кругом. Лешка оцепенел, закрыл глаза и стал сочинять пушку, из которой можно было бы стрелять снежками из крепости: надо взять длинное и прямое полено и выдолбить середку — это будет ствол. В него засунуть ровную палку, а от ствола на конец этой палки натянуть сильную резину. Снежки надо лепить заранее... И обливать водой, чтобы на них намерзала ледяная корочка: тогда при стрельбе они не будут разваливаться... А хорошо бы придумать пулемет!.. Но это оказалось таким сложным делом, что Лешка разозлился и открыл глаза. И увидел отца. Он стоял перед ними в одних трусах, обвязанный поперек живота полотенцем, и щурил глаза от зажатой в зубах папироски.
— Это вы что, воробьи, бдите? — спросил отец, улыбаясь. И Лешке стало хорошо и весело: было видно, что отец выспался, бодр и энергичен и вовсю радуется этому. Вытираясь после щедрого умывания, он спросил дядю Сашу: — Ну, что? Проводил девушку?
— Ага, — ответил тот и начал с ожесточением растирать щеки.
— Ну и?..
— А ничего. Довез и до свидания сказал. И спасибо за приглашение... Руку-то, руку поцеловал на прощание?! — простонал отец.
— Нет, пожал только...
— Ну, ты и фрукт! Солдафон! А еще моряк! Моряк с печки бряк! Что же делать-то с тобой?
— Плюнуть и растереть, — уныло ответил дядя Саша.
Отец надул щеки и с возмущением, пришлепывая губами, выдул воздух. А потом сказал примирительно:
— Ладно. Еще не все потеряно. Пошли завтракать да потихоньку в гости собираться.
Поднимаясь с лавки, дядя Саша сказал:
— Без толку все это, Коль... Только душу травить. Ей красавец нужен! Какой-нибудь Канделаки!.. А не зайчишка, зайка серенький вроде меня.
— Не скули! Не .хватало только, чтобы ты в штаны наложил!.. Рассопливился... Слушать противно!
Лешке стало жалко дядю Сашу: откуда отец взял право судить и язвить его? Дядя Саша — боевой морской офицер! Удивительно: и как это у дяди Саши достало сил терпеть это издевательство? Что-то здесь сомнительное. И Лешка задумался.
Завтрак тянулся долго, неторопливо и тихо. По радио передавали сначала «Пионерскую зорьку», потом какой-то концерт: тоскливо ныли скрипки и безутешно стонала виолончель. Да еще подсохший со вчерашнего вечера сыр лег в живот тяжкой обузой, и Лешка принялся хмуро оглядывать сидящих за столом. Отец читал газету, удивленно подняв брови; мать что-то шептала с улыбкой на ухо Петьке и чертила пальцем по его ладони, а тот разинул от счастья рот до ушей. Дядя Саша привалился боком к подоконнику и загляделся на улицу.
— Так и знай, Александр! — вдруг решительно сказал отец, складывая газету. — Как только мы приедем к Жене, так я сразу же объявлю ей, что ты влюблен в нее беспамятно и страстно умоляешь ее стать твоей женой! Правильно, Том?
— О чем речь? — подхватила мать. — Только так и не иначе! Врать не стану, а призналась она мне вчера шепотком, что ты мужик очень даже ничего себе и, в общем-то, симпатичный. Только страшный бука! Ну, взбодрись ты наконец! Улыбнись! Чаще улыбайся: тебе так это идет — улыбаться. Ты таким лапушкой становишься.
— Смех без причины — признак дурачины, — вздохнул дядя Саша. — Попробую, конечно... Только не надо, Коль, вот так — на форсаже... Это ж тебе не сваи вколачивать.
Наконец суета и томление сборов остались позади. И после долгого из-за морозного ветра ожидания на остановке Лешка примостился у самого окна «Аннушкиного» трамвая и принялся отогревать ладонью замерзшее стекло. В вагоне было зябко и сыро — весь он промерз до последнего винтика, и у Лешки скоро начали стыть руки и ноги. Но он не замечал этого, увлеченный разглядыванием убегающего заоконного мира. Там — люди, машины, красивые старые дома с разными загогулинами и деревья. Множество деревьев бульварного кольца, на ветвях которых Лешка успевал заметить, кроме обыденных воробьев и ворон, еще и синиц со снегирями! И хотя путь от Краснохолмского моста до Сретенки из-за трамвайной неспешности и частых остановок занял долгое время, он показался ему таким интересным, что Лешка удивился, когда мать стащила его с сиденья и потянула за руку на выход: как? Уже все?
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
22 октября 1870 года родился Иван Алексеевич Бунин
Повесть
Савва Дангулов — «о нашем времени, о тревожном и яростном мире...»