Гарцовщица Рэгги

Мотало единицу старшего лейтенанта Байбородина на океанской зыби, заливало палубу и мостик напористыми шквалами, вылизывало тропическими ливнями, и не было покоя ему ни на вахте, ни в каюте. Не успокоило его и письмецо, пришедшее с почтой на снабженце: «Любимый, не дури. Обои переклеила и кротко ожидаю тебя в нашем гнездышке (каково, а! Он уже не хозяин в своей квартире!). Хожу на подготовительные курсы (врет, бестия!) и работаю машинисткой (динамисткой!). Прежние развлечения бросила (так я и поверил!), потому что вижу теперь смысл жизни...» Ну, это куда ни шло: вернулся бы из похода, выставил, или какие-то варианты появились бы; но в самом конце письма приписка была, отчего Жорке захотелось задурить до самого лазарета и списания подчистую в запас: «Ездила к твоим в Ленинград. Твой папка — душка, а маме я сказала, что теперь она у меня единственная. Еле уехала, не отпускали. Сказала, что заниматься надо и работать, радовать Гошечку».

Ох и метался по тесной каюте старший лейтенант Байбородин, ох и бился головой в переборки! От полного помутнения спасла учебная тревога: вышли в район боевых стрельб.

И так отлично бэче старшего лейтенанта Байбородина показала себя на учениях, что заслужила благодарность командования, а самого Байбородина представили к награде. Вот что отчаяние делает с человеком...

Своим ходом шли на корабле боевая тревога и политзанятия, множилось число отличников боевой и политической подготовки, крепла бэче старшего лейтенанта Байбородина и весь экипаж. Вместе с экипажем креп внутренне и Георгий Байбородин. Будь он хоть каперангом, хоть адмиралом, а экипаж — семья. Уродом Жорка Байбородин не хотел себя считать.

Окрепло в нем и решение по возвращении из похода жениться на медичке Верочке. Бог с ним, что коротконогая, зато порядочная. До прихода на базу и присвоения Байбородину звания капитан-лейтенанта оставалось семь суток, которые он провел в сильнейшем напряжении, выбивая из себя память о насмешнице Рэгги и прививая любовь к Верочке.

На седьмые сутки, ближе к закату, корабль вошел в родную бухту. Рассеянные снежинки падали с неба, не успевая собраться в первый зимний снежок. Почти капитан-лейтенант Байбородин глубоко втягивал в себя знакомые запахи порта, которых так недоставало в Индийском океане, где до чертиков приелась тропическая экзотика. Сейчас хотелось восклицать хорошими стихами про дым отечества, но поход не кончился, и офицеру на мостике необходимо сохранять серьезность. Отец, каперанг Байбородин. наставлял когда-то малого Жорку: непредсказуемое случается тогда, когда как будто ничего непредсказуемого случиться не может. Жорка Байбородин почитал отца, слушался его.

«А поутру пришел тягач, и там был трос, и там был врач...» Не совсем так. Счастливой концовки у капитан-лейтенанта не получилось. За время похода медичка Верочка вышла замуж за прапорщика-интенданта и дохаживала последний месяц перед декретным отпуском. Георгий Байбородин, красивый в новеньких погонах и печальный, поздравил ее, но домой не пошел ни в первый день прихода, ни во второй, ни в новых погонах. Сиднем сидел в каюте, безучастный к социалистическому соревнованию на корабле и обязательствам экипажа, с тревогой ожидал отпуска, когда надо будет списываться на берег. Встречи с нахальной девахой на базе Жорка не боялся, хотя, как сказать... Если эта пробойная девица узнала его адрес и адрес родителей, матросики на проходной ее не удержат. «Или жениться уж на ней, чтобы голова не болела?» — мучительно размышлял Байбородин. И ждал он встречи с ней, и не ждал, и заново, как в походе, томился.

Когда капитан-лейтенанта Байбородина вызвали к трапу, он понял, кто пришел. Смертушка. Черный галстук на резинке пригладил, свежайшие уголки воротничка поставил торчком, сдул пылинки с новеньких погон и ходячим покойником отправился ей навстречу.

У трапа стояла — кто еще другой — Рогнеда. Прямо вся из оперы Серова, еще и с букетом пунцовых роз, словно с премьеры. Такая неотразимая, что начальник базы, контр-адмирал, рядом с ней не смотрелся. Рядом было Жоркино место!

— Здравия желаю, товарищ контр-адмирал! — отбил языком уставное приветствие капитан-лейтенант Байбородин, лихо козырнул, став в струнку.

— Вольно, капитан-лейтенант, — ответно козырнул адмирал и пожал руку Георгию. — Служил, знаю, отменно, а вот за то, что первую красавицу города покорил, громогласное тебе «ура» от всего Краснознаменного флота!

— За весь-то флот не ручайтесь, товарищ контрадмирал, — разом расстроился Георгий.

— Что?! — разгневался адмирал. — Он еще сомневается! Мальчишка! Или ты больше меня в жизни смыслишь? Никакого тебе отпуска до свадьбы! — Адмирал тоже человек, поэтому закончил просительно: — Пригласишь, надеюсь? Что за свадьба без адмирала, классику надо изучать...

— Есть, — ответил Георгий тихо.

— Здравствуй, любимый, — сказала она и потянулась обнять Жорку. Адмирал галантно подхватил падающие розы и отошел в сторону. Субординация субординацией. а правит миром любовь. Чего не мог себе позволить адмирал — это расчувствоваться: со всех кораблей базы пристально следили за встречей.

— Пора и домой? — спросила она.

— Подожди, шинель надену...

Пока он собирался, застегивал шинель, натягивал и снимал перчатки, со всех кораблей любовались прекрасной невестой капитан-лейтенанта и мысленно умоляли его задержаться подольше — флот состоит из живых людей, которые никогда не разучатся радоваться, на флоте любая радость — общая.

И не смог капитан-лейтенант по-пижонски идти напрямую к проходной, а пошел с ней вдоль строя боевых кораблей; шли, молчали и очнулись у самого Эгершельда, где, как говорят моряки, земля кончается — край света.

— Это же чужая территория! — ужаснулся Жорка. — Ого... не выбраться теперь отсюда, у пиджаков везде бюрократия, затаскают по кабинетам, замучают на проходной! Посадят!