— Дань моде.
Байбородину страшно захотелось чаю, но повернуться было страшнее. Нокаут. Она сама развернула его к себе, разглядывая с законным любопытством.
— А ты, собственно, чего пристал?
Это он-то к ней пристал? Ничего себе приемчики! Жорка нырнул в сторону, рванулся на кухню к спасительному чаю и свету.
Она села в кресло, он — на продуктовую полку. В молчании пили чай без сахара.
— Бедновато живете, товарищ лейтенант, — сказала она, подливая ему чаю, и так нагнулась, что Байбородин, увидев через вырез платья резинку колготок, поперхнулся.
— Я, в общем, на корабле живу. А ты — по хатам?
— В такой, как у тебя, впервые.
— С такой, как ты, я и водиться не стану.
— С такой за ночь твоей получки не хватит.
— Триста рублей?! — по-ребячьи окрысился Байбородин, — Ну ты даешь...
— Работа такая. — засмеялась она, сахарно обнажая зубы над чашкой. — А фактура, сам видишь, — она согнула и разогнула длинные ноги.
— Ко мне зачем привязалась?
— Думала, ты умный. Должен мне попасться хотя бы один умный и красивый офицер? А ты тоже в портупее.
— Допивай и до свидания. С такими не связываюсь, — пробурчал Байбородин, догадываясь, что расставаться будет нелегко, занозистой оказалась штучка, ковырнуть нечем...
— Вот видишь, уже не «прощай». Для первого раза достаточно. Я из тебя человека сделаю, Гошечка.
«Гошечкой» было не по правилам, так его называла мать, однако Байбородин почему-то не возмутился, а спросил:
— И как это будет выглядеть?
— Прекрасно! Встань! — Она взяла его за руку и встала сама. — Видишь?
— Что видишь?
В 4-м номере читайте о знаменитом иконописце Андрее Рублеве, о творчестве одного из наших режиссеров-фронтовиков Григория Чухрая, о выдающемся писателе Жюле Верне, о жизни и творчестве выдающейся советской российской балерины Марии Семеновой, о трагической судьбе художника Михаила Соколова, создававшего свои произведения в сталинском лагере, о нашем гениальном ученом-практике Сергее Павловиче Корллеве, окончание детектива Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.