Гарцовщица Рэгги

— Фифа самодовольная!

— Вот бы не подумала... Я себе цену знаю.

— От рубля до трехсот?

— А когда как. Тебе сразу цену назначили, а я себе хозяйка, кручу вашим братом, как xoчy, а ты разницы между гарцовщицей и проституткой не видишь.

— Не велика разница.

— Ошибаешься, милый, — говорила она, будто лакомилась персиками, которые Жорка средь зимы и ночи добыл для нее. — Эллины пели оды гетерам, во Франции добивались благосклонности куртизанок, на дуэлях дрались, в Японии и сейчас почитают гейш. Там, где ценят прекрасное, не путают независимых и красивых женщин с проститутками.

— Ты на что замахиваешься? — посуровел Байбородин.

— Не замахиваюсь, а бью, Гошечка, тупость и ограниченность. Дерусь, как умею, за право быть независимой.

— Шла бы ты на завод, в сплоченный коллектив, там из тебя быстро дурь выбьют. И где только набралась глупостей?

— Старшие товарищи во дворе научили, — насмехалась она, а Жорка терпел вопреки своей стойкой гражданской активности. — Ты бы сам, Гошечка, на завод сходил, ума бы набрался, там сейчас перемены, дураки и там надоели.

— Чего тебе от меня надо! — взбеленился Георгий. — Стоишь тут, ахинею несешь!..

— От тоски, милый. Надоело из вашего брата клоунов делать, замуж хочу. Ни с кого я рубля не взяла и брать не собираюсь, и никто в городе не похвалится, что спал со мной.

— Без меня тоскуй! Отдавай ключ!

— Дурак...

Наговорились. От хлопка двери сорвалась бы кухонная полка, не сорвись она до этого, и яснее ясного, что самоуверенная девица основательно влезла в размеренную жизнь лейтенанта Байбородина своими неоструганными занозами.

Раньше ему жилось уверенно, в настоящем гражданском напряжении. Служба, спорт, опять служба, еще немножко спорта, кино, сон. женщинам места не оставлял, кроме медички Верочки, и то — маленький порожек, с которого она могла, привстав на коротких ножках, восхищаться его неотразимой уверенностью. Теперь Байбородин злился и тосковал, не повел в понедельник Верочку в кино, а во вторник его корабль перегнали в дальнюю бухту побережья. Много во Владивосток не наездишь, как ни хотелось. Ему, допустим, хотелось, а сослуживцы не рвались, облюбовали кофейню, и гамузом ходили туда.

Сходил пару раз и Байбородин, другими глазами взглянул на досуг товарищей. Скучнейшее мероприятие! И такое мелкотемье в разговорах, какое даже у пиджаков вывелось. Ладно бы лейтенанты глупили — старшие офицеры умствовали через «живете» на «покой»! Встреча с Рэгги посеяла сомнения в Байбо родине: оказывается, есть люди умнее офицеров, хоть строем не ходят. Чином Жорка не вышел поучать старших по званию, угрюмо молчал, когда доводилось присутствовать на очередном заседании в кофейне оставаясь на корабле, мучил роман Фолкнера «Авес салом! Авессалом!..» на пятой странице, и никак не мог понять, что в нем кричит. Душу лейтенанта Байбородина разъедала крамола, уже не хотелось во Владивосток, хотелось в море на очистительный простор.

Ремонт тянулся по графику; отсчитались положенные сутки, вышли на ходовые испытания. Потом две недели отстаивались на внешнем рейде. Зачем — начальству виднее.

Перед самым выходом в Индийский океан Жорка успел заскочить домой. Дверь открывал ключом, не попадающим в замочную скважину от нетерпения, отворил двери, и, как царица Савская подхватила платье в чертогах у Соломона, так Жорка поддернул брючины: от порога лежала пушистая дорожка цвета морской волны, на которой плавали золотые рыбки и ползали крабы среди водорослей. Он вошел аккуратно по краешку, снял ботинки и робко заглянул в кухню, переживая перед предстоящей встречей, а на кухне — румынский гарнитур с полукруглым диваном и финский «Розенлев» на Жорку шикает. В комнате — того чище, мужчине места нет, куртизанством разит изо всех углов, еще и туалетная водица «Бал в Версале» под руку попалась. Швырнул Жорка флакон в дальний угол — провоняйся он совсем! — схватил с туалетного столика помаду и в сердцах перечертил новенькие цветочки на обоях в прихожей категоричной надписью: «Вытряхивайся с манатками!», налепив восклицательных знаков до полного опустошения тюбика.

Раньше было тоскливо, теперь и больно. Доверился, размечтался про институт! Проститутка обставила квартиру советскому офицеру! Узнает кто, труби большой сбор, сам погоны с себя спарывай.