— Я думал, товарищ подполковник, — сердито ответил майор. — Капсулу можно зажать в руке, оставить даже в вывернутом кармане. А что делать? У меня нет постановления на обыск. Я приказал его стеречь, что тоже незаконно.
Гуров посмотрел на Отари. Равнодушно, как о постороннем человеке подумал, что за последние часы майор сильно изменился. Улыбка, с которой он практически никогда не расставался, исчезла, глаза провалились, потухли, даже руки стали дрожать. Но Гуров не пожалел товарища, а подумал с раздражением, что держать человека всю ночь в милиции по причине неустановления личности — это они могут, а попросить из собственного номера не выходить два часа, когда рядом произошло убийство, у них язык не поворачивается. Если яд у Кружнева был, то он его теперь так запрятал, век не отыскать. Вслух Гуров ничего не сказал, лишь кивнул согласно.
— Хорошо, Отари. Все правильно, будем работать дальше.
Гуров ушел, а Отари сел на стул, обхватил голову и глухо застонал.
Сыщики несложный ход Кружнева отгадали правильно. Ватку с капсулой он закатал в верхнюю часть подкладки брючного кармана, а наружу вывернул нижнюю. Валяясь на кровати, он ватный шарик вытащил и спрятал под простыню. Тайник ему показался ненадежным, и он сунул шарик в носок. Теперь Кружневу казалось, что крохотный ватный шарик бугрится в носке, словно утюг, и даже нестерпимо жжет.
— Леня, а чего ты, собственно, шумишь, бросаешься на меня? — миролюбиво спросил Гуров. — Почему мы не можем мирно побеседовать?
— Не называйте меня Леней, и мне не о чем с вами беседовать.
«У него нервы ни к черту, психует, — понял Гуров. — Если я его в нормальное состояние не приведу, не заставлю мыслить логически, мне ничего ему не доказать. Ведь фактов, которыми можно было бы его припереть, у меня нет. А привести его в сознание можно только одним способом — он должен понять, что переигрывает».
— А чего ты актерствуешь? Ты во ВГИК в юности не поступал?
Кружнев сел к Гурову спиной.
— Ты со мной и разговаривать не желаешь, — Гуров рассмеялся, — а что, собственно, произошло? Ты мне ответь, Леня, кто к кому в буфете подошел? Я искал с тобой знакомства, предлагал тебе выпить? Это я жаловался, что отдыхать не умею и у меня недавно жена погибла в автомобильной катастрофе? Это я вокруг тебя кренделя выписывал, все услужить старался, а когда узнал, что ты в милиции работаешь, стал бросаться на тебя, как лев рыкающий?
Кружнев тонко хихикнул и повернулся к Гурову.
— Ты за мной следить начал, ловушки расставлять, — ответил Кружнев, решив изменить линию поведения. — Кто мне во дворе милиции баллонный ключ подсунул?
— Ну, а как ты думаешь? Местные товарищи тебя проверяли. Знаешь не знаешь, что такое баллонный ключ и можешь ли гайку отвернуть? А ты сразу понял?
— Тоже мне, бином Ньютона! — фыркнул Кружнев. — Если бы гайки у «Волги» отвернул я, то прикинулся бы дурачком и нужный ключ среди инструментов не нашел, и силенку свою не демонстрировал. Эх вы, сыщики, два и два сложить не можете.
— Это точно. — Гуров согласно кивнул.
Да-а, Леонид Тимофеевич Кружнев, самонадеянный ты и самовлюбленный дурак. Ведь в тот момент, кроме милиции, только преступник знал, что колесо было свинчено. Невиновный человек никакой проверки заподозрить не мог.
— Хорошо, с ключом местные пинкертоны проверку затеяли, и ты ни при чем, — милостиво согласился Кружнев. — А мое алиби? Я отказался назвать женщину, у которой провел ночь. В это время ты к делу уже подключился. Так?
— Ну? — Гуров развел руками, словно извиняясь. — Я сотрудник милиции и не имею права остаться в стороне. — И с наигранным пафосом добавил: — Каждое преступление должно быть раскрыто.
Улыбка тронула тонкие губы Кружнева, он как-то исхитрился посмотреть на Гурова сверху вниз.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.