Механик - водитель промолчал. Однако, когда спустя несколько часов их танк, попав в засаду, угодил под обстрел французской артиллерии, он ответил Карлу.
- Я интересуюсь, Карл! - крикнул в микрофон механик - водитель так, что все, в том числе и командир машины, могли услыхать его. - Я очень интересуюсь: знают ли об этом французские снаряды?
- О чём? - прохрипел Карл, прильнув к окуляру прицела.
- О том, что у тебя особый статут и сто двадцать марок дивидендов, - пояснил водитель и рассмеялся. Это были последние слова в его жизни и последний смех. В ту же минуту французский снаряд пробил броню. Только Карлу и заряжающему удалось выскочить из охваченной пламенем машины...
С этого дня Карл переменился. Казалось, молчаливость убитого товарища перешла теперь к нему. Его постоянно мучили многие нерешённые вопросы. Краткие, немногословные разговоры с прежним механиком - водителем надо было обязательно продолжить. И он верил, что в конце концов найдёт ту ясность, которой ему так недоставало...
Однажды Карл копался в развалинах блиндажей французских артиллеристов. Он делал это от скуки - батальон застрял в маленьком пустынном городке, - к тому же странное беспокойство, владевшее им в последние дни, не давало усидеть на месте. Вдруг взгляд его упал на стереотрубу, торчавшую среди обрушившихся брёвен разбитого наблюдательного пункта. Охваченный внезапным подозрением, он подошёл к ней ближе. Сгущались сумерки. Напрягая зрение, Карл прочёл на блестящей оправе линз: «Цейсс. Иена».
Долго стоял Карл - токарь и башенный стрелок, - глядя куда - то в тёмную даль... Потом он тихо проговорил:
- Так... Так, значит, обстоит дело... Несколько дней спустя - это было в конце кампании - французы, бросившись в одну из последних отчаянных контратак, ворвались в расположение батальона. И когда осколки французской гранаты хлестнули Карла по ногам, ему показалось, уже в самый последний момент, когда сознание покидало его, что он слышит суровый, почти угрожающий окрик товарища:
- Ты должен был бы знать это!...
- Я?..
- А кто же ещё?..
«Тот, кто ищет ясность, всегда обретает её», - так написано в прощальном письме, переданном Карлом из тюрьмы после того, как ему был вынесен смертный приговор.
Когда он это писал, к нему самому уже давно пришла ясность. Когда он это писал, многие уже называли его товарищем.
Карл не знал, что ему удастся избежать смерти. Он был готов умереть.
Перед чрезвычайным судом, заседавшим в Берлине зимой сорок четвёртого года, прошла вся жизнь бывшего токаря. Судьи нашли его прошлое безупречным: он был хорошим рабочим и солдатом.
- Как это случилось, обвиняемый, - допытывался судья, - что вы, до сего времени безупречный, честный человек, попали в нелегальную коммунистическую партию?
- Я искал её, - ответил Карл.
- Но зачем? - воскликнул судья.
- Вы же сами сказали, что я честный человек.
- Позор! - пролаял прокурор, а Карл продолжал, как бы обращаясь к самому себе:
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.