7

В Мантре я сидел в старой камере, унаследованной СД от «Сюртэ женераль»; парижское гестапо предоставило мне подвал особняка в Булон - ском лесу - малоуютное помещение, где в иные, добрые времена хранились колбасы и окорока; служба безопасности берлинского района Панков, в свою очередь, выделила Францу Леману крохотный закуток с окном на задний двор. Стены комнатки окрашены в развеселенький оранжевый цвет; воздух густо настоян на карболке. Деревянная скамья намертво посажена в бетонный пол, и, расположившись на ней, я тщетно пытаюсь задремать.

Прошло уже три с половиной часа, а советник Цоллер и не думает вызывать меня. Что - то произошло. Но что? Меня слегка познабливает от холода и тревоги, и я с головой забираюсь в свое видавшее виды пальто...

«Жизнь - это патефон», - любил говаривать ротный повар, отлынивавший от передовой во фронтовом госпитале СС. Почему патефон? Ах, да! Знаете, как случается, - поставишь новехонькую пластинку, игла скользит себе и скользит, будто по маслу, и ты, размягченный мелодией, прикидываешь уже, кого из дам пригласить на танго, как вдруг кончик иглы срывается с бороздки - вжж - ж - ж - и вместо танго дикая какофония и всеобщий хаос. А кто виноват? Какая - нибудь царапинка, закорючечка, пустячок величиной с инфузорию, возникший на пути у стали и вызвавший катастрофу.

Так что же, катастрофа? Я закрываю глаза и принимаюсь перебирать в памяти детали разговора с советником. За что он мог зацепиться? Готовясь к встрече с Цоллером, я мысленно вычертил схему, оставив, разумеется, местечко и для импровизации. Не она ли подвела меня? Самое слабое место - «откровения» Фогеля. Цоллер, приложив к доносу Лемана логическую мерку, способен усомниться в том, что бывший штурмфюрер стал бы изливать Францу душу, и задать себе вопрос: а зачем? Зачем, спрашивается, надо Фогелю звонить во все колокола о делишках, ввергших его в беду?

Черный цвет окна плотен и непроницаем. Столь же черным и непроницаемым представляется мне ближайшее будущее. Я пытаюсь продраться сквозь мрак, проломить его и достичь освещенного солнцем оазиса, но тьма безгранична. Нет, чепуха все это: лежать и гадать. Ромашки только не хватает: любит - не любит. Оазиса с ромашками и Цоллера, преподносящего на подносе позолоченные ключи от светлого будущего... Проще, Леман!

Мозг мой, напичканный образами, устает от них, и я заставляю себя отключиться; вспоминаю давний вечер и девушку, которой назначил свидание под часами. Так уж случилось, что я не сумел прийти, и она, наверное, очень сердилась, стоя в круге, очерченном вечерним фонарем, - милая такая девушка с голубыми глазами и в туфлях - лодочках... Понимаете, она очень понравилась мне; и телефон ее я помню и имя. Вот приеду назад и позвоню...

Вместе с холодом из - под двери просачиваются звуки. Звонки телефона, шаги; кто - то кашляет; хлопает входная дверь. Нервы, натянутые ожиданием, откликаются на них тихим воем. Левая рука начинает привычно ныть, и я, прикусив губу, потираю шрамы на месте оттяпанных хирургом пальцев.

Сколько же можно ждать? Цоллер явно мудрит; или же я переоценил его и в могучем теле советника ютится душа труса? Вполне возможно, что он, взвесив то да се, решил, что карьера, конечно, весьма приятная штука, но возможность спать без тревог в собственной постели - вещь еще более приятная. В таком случае он постарается отделаться от Лемана и сейчас прикидывает, как бы половчее заткнуть ему глотку.

Я, словно маг, вызываю дух Цоллера и, мысленно материализовавшего, ставлю в центре комнаты под яркий свет лампы. Кожа, как одежда, спадает с него, обнажая не мышцы и артерии с венами, а нечто не имеющее названия и условно означенное теософами термином «божественная душа». Что же она такое есть - душа старого служаки, не поднявшегося при всех своих способностях выше советника в районном отделе гестапо? Кто передо мной - Тартюф или Яго?.. Однозначного ответа нет, но, вспомнив разом множество мелких штрихов, я склоняюсь к мысли, что Цоллер вцепится - таки в дело Варбурга и, взяв меня за ручку, приведет к бригаденфюреру. Кто бы он ни был - карьерист или тряпка, но прежде всего он был и останется гестаповцем. Похоронить донос не просто глупость, а преступление, и на это Цоллер не пойдет. Он тоже хочет жить - шляться по Унтер - ден - Линден, дышать и, может быть, любоваться звездами. В сороковом, при иной обстановке, когда Германия славословила тем, кто стоял наверху, советник Цоллер счел бы рассказ Лемана клеветой и упрятал бы Франца в концлагерь. Но на дворе - сорок пятый. Бомбежки и война у самых границ отрезвили немцев, одновременно обрушив на империю девятый вал шпиономании. После 20 июля 1944 - го сам Гитлер не верит никому и ничему. На этом фоне измена Варбурга выглядит не постулатом, требующим математических доказательств, а явлением, укладывающимся в рамки житейского опыта. Крысы бегут с корабля...

Крысы, крысы... Миллионы крыс...

- Ну и соня же ты, сынок.

Живой Цоллер - отнюдь не дух, материализованный мною! - стоит возле скамьи. Черная шинель небрежно наброшена на плечи, толстые губы распущены в полуулыбке. Дремота еще колышется у меня перед глазами, радужными кругами повисает на кончиках ресниц, а сознание работает, приказывая телу встать.

- Сиди, сынок, - дружелюбно говорит Цоллер и примащивается у меня в ногах. - Не стоит подниматься наверх, здесь и светлее и тише. Ты любишь, когда светло, или нет?

- Люблю, - говорю я совершенно искренне.

- Это хорошо. Правда, ты чем - то мне нравишься, сынок. У тебя крепкие нервы и честное лицо. Такое лицо должно быть у настоящего немца, преданного родине и фюреру. Вот только твой акцент...

Слова, легковесные и мягкие, обволакивающие сознание; они ровно ничего не значат, и Цоллер выбрасывает их, словно выплетает кружевную завесу, за которой хочет скрыть сталь меча. Сейчас мне нужно быть особенно настороже, ибо меч готов подняться и пасть - прямо на голову, на хрупкий череп Франца Лемана.

- Это хорошо, - повторяет Цоллер. - Здесь мало кто спит; разве что те, у кого совесть чиста. А где найти таких? Понимаешь, мне больше приходится иметь дело с дерьмом, всю жизнь с ним вожусь и, знаешь ли, мечтаю напасть на ангела. Ты не ангел?

- Господин советник шутит?

- Нисколько. Просто, если хочешь, удивляюсь. И гадаю: или ты прохвост, каких мало, или безгрешен, как херувим.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.