Дорога к Зевсу

- Про кино?

- Можно и про него, но лучше о том, что, по - твоему, будет дальше. Как ты себе все это представляешь?

- Чего же сложного! Тут уж все будет «или - или». Или он мне предложит отступного, чтобы я заткнулся раз и навсегда, или потащит в гестапо, крича, что я клеветник и все такое прочее. Ведь так? - Цоллер кивает, а я мысленно добавляю про себя, что третье «или» альтернативы должно привести к тому, что бригаденфюрер Варбург уничтожит Франца Лемана и сделает все, чтобы добраться до его приятеля и письма.

Внешне мой план чудовищно глуп и вполне достоин Лемана с его кругозором гауптшарфюрера СС. Однако Цоллер должен - если я не переоценил его! - различить в нем скрытую перспективу - этакую начинку пралине под оболочкой из дешевого леденца. В любом из трех случаев советник гестапо получает возможность добраться до бригаденфюрера. Подкуп, арест, смерть - реакции разные, но в их основу ляжет страх Варбурга перед разоблачением. «Леман - неплохая приманка» - такова должна быть первая мысль Цоллера. «Леман, этот тупица, невольно страхует меня» - вот вторая мысль, и я готов ручаться, что как раз она гнездится сейчас в голове господина советника. На его месте я рассуждал бы примерно так: «Леман является к Варбургу со своей дурацкой угрозой. Было дело с англичанином или Фогель по какой - то причине врал, не имеет значения. Положим, врал, и Варбург берет Лемана в оборот - сдает в гестапо, где из него выколачивают все, что следует. Чем рискую я? Ничем. Подаю рапорт в РСХА, где пишу, что ко мне с доносом обратился такой - то и я в силу служебного положения обязан дать делу ход. Леман - клеветник? Тем лучше! Бригаденфюреру я выражаю соболезнования, а своего осведомителя Лемана росчерком пера превращаю в провокатора Лемана и умываю руки... Другой вариант: Фогель говорил правду. В этом случае Варбург попытается устранить Лемана, не догадываясь, что за его спиной стою я. Важен не результат - смерть или там подкуп - важны реакции; само их наличие - косвенная, но верная улика».

Подливая масла в огонь, я задумчиво морщусь и изрекаю:

- Тут - то ему и крышка! Цоллер длинно и скучно зевает.

- Крышка? Охо - хо, сынок, какой ты шустрый. Все продумал и решил... А теперь наклонись - ка, слушай, что я скажу! Если гестапо в Берн - бурше когда - нибудь сообщит мне, что ты шатаешься без дела на ратушной площади, а точнее, сшиваешься возле дома с тройкой на номерной табличке, я сам возьмусь за тебя и, поверь, вышибу из тебя дух. Заруби на носу: бригаденфюрер Варбург не должен догадываться, что ты есть на свете белом. Ясно?

Я хлопаю глазами и вытягиваюсь в струнку.

- Но, господин советник!...

- Помолчи! - тихо говорит Цоллер. - Слушай и запоминай, сынок. Гестапо все знает, все видит и все делает само. Ты пришел к нам - честь тебе и хвала. А как уж тут мы поступим, не твоего ума дело. И помни: ни шагу из Берлина.

Он смягчает тон и снова становится прежним Цоллером, не скупящимся на ласку и похвалы.

- Ты парень что надо, и я на твоей стороне. Но ты уж войди в мое положение - не всегда надо переть прямо, когда нет ни компаса, ни карты. Смекаешь, сынок?

Еще бы не смекнуть! Цоллер прямо - таки натравливает, науськивает меня на Бернбург, где в доме три на ратушной площади живет фон Варбург... Бернбург... Что я о нем знаю? Пожалуй, ничего, кроме того, что здесь на ратуше уникальные часы с двадцатью тремя циферблатами, показывающими время разных столиц. Бернбургский хронометр до войны демонстрировали туристам, объясняя, что установлен он в 1878 году и не имеет равных по точности хода... Когда я был здесь? В тридцать девятом?

- Не знаю... - говорю я угрюмо, всем своим видом выражая колебание. - Может, оно и так... Как будет угодно господину советнику.

Лоб Цоллера разглаживается.

- Ну, ну, сынок. Возьми - ка это, и пусть тебя не заботят разные мелочи. Расписку я приготовлю в другой раз. Пропусти пару кружек за мое здоровье и за успех дела. Идет, сынок?

Пятьдесят марок. Сто кружек пива. Бригаденфюрер Варбург был бы смертельно оскорблен, узнай он, что его голова оценена так дешево.

- До встречи, сынок, - говорит Цоллер и подталкивает меня к двери. - Спрячь денежки и забудь о нашем разговоре. Так - то оно лучше...

Пятьдесят марок. Сущие пустяки. Значительно дороже обойдется господину советнику оплата наружных наблюдателей, которых он приставит ко мне... Бернбург. Я поеду туда, но, разумеется, не завтра же. Старинный городок и его уникальные часы подождут, как подождет и советник Цоллер. Сколько суток потребуется бойцу СС Францу Леману, с его тупостью и последовательным упрямством, дабы прийти к мысли, что его отшивают от расследования и дело здесь нечисто? Трое? Пожалуй, так. Следовательно, через трое суток. Представляю, какой душевный подъем испытает бригаденфюрер Варбург от встречи с Одиссеем.

Если верить записи в солдатской книжке, то сегодня Францу Леману исполняется тридцать шесть. Почти старик. Еще чуть - чуть - и пора на покой. У каждой профессии свой потолок, но, к счастью, статистика не учитывает представителей моей специальности и отсутствие точных данных дает мне возможность с равной долей вероятности считать за предел как 40, так и 80. Лучше, конечно, последнее. А почему бы и нет? Я более или менее аккуратно ем, почти нормально сплю, гуляю, читаю газеты и - маленькая роскошь! - хожу в кино, предпочитая хронику игровым лентам. Словом, я веду жизнь тыловика, и виски мои не посеребрена сединой. Больше того, когда позволяют обстоятельства, я не прочь пропустить рюмочку - другую и подмигнуть хорошенькой женщине, если она готова завести знакомство. Ежели что меня и доконает - дегтярного цвета дрянь, которую я вдыхаю вместе с дымом суррогатных сигарет. Счастливчик, да и только! Правда, при всем при том нервы у меня порой пошаливают, и мне стоит трудов заставить себя спать, есть, ходить, пялить глаза на экран, по которому с устрашающим лязгом катят танки непобедимого вермахта и проносятся самолеты доблестных люфтваффе.