— А все ж завхоза она в руках держала. Прихожу к нему сегодня: дай вилы. Не дает. Дай лопату. Не дает. Я что, должна ему в пояс кланяться?

— Даст. Я скажу. Так как насчет Захарова?

— А если угонит Серого?

— Не угонит. Ручаюсь за него.

— Ладно,— вздохнула Мария Ивановна.— Пусть приходит. Поглядим, какая такая в нем цыганская кровь...

За складом — легок на помине — показывается тучная фигура завхоза Марселя Петровича Горизо. Однако, как только Марсель Петрович видит директора, он тут же исчезает, будто сквозь землю проваливается.

Светлана Николаевна с завхозом конфликтует. По справедливости, давно пора его уволить, да вот проблема — некем заменить. Никто не хочет идти на эту должность. У Марселя Петровича одна особенность: все, что нужно для детдома, из него не выколотишь, а «сплавить» что-либо налево — это он всегда пожалуйста. С бывшим директором эти «делишки» они проворачивали вдвоем; Елена Митрофановна не гнушалась даже тем, что списывала совершенно новое постельное белье: новое — себе, старое — детям. Будь воля Светланы Николаевны, она бы и Митрофановну, и Марселя Петровича — всех под суд отдала. Она потому и согласилась принять этот детдом в Брянской области, что почувствовала в себе страстную обиду за ребят: как же так получается?! Ведь не кого-нибудь, а сирот и обездоленных обижают, обманывают, а потом их же еще и воспитывают. С какой душой? С какой совестью? В то время она работала в школе — преподавала русский язык и литературу, и когда услышала всю эту историю про детдом... Нет, тогда она еще не подумала: хочу работать в детдоме, ей просто больно и совестно стало за взрослых, которые могут допускать такое... Имело значение и то (может быть, решающее), что ее муж Дмитрий — тоже бывший детдомовец. Когда впоследствии оба они, муж и жена, стали работать учителями в деревне, где школа и детдом стояли бок о бок, Светлана Николаевна не могла без сострадания смотреть на детдомовских ребят: ей все казалось, что среди них она видит маленького Диму, своего мужа, что когда-то вот так же он жил без матери и отца, напряженный в отношениях со взрослыми, нелюдимый, недоверчивый на ласку, на доброе слово, и у нее в душе росло чувство невольной вины перед этими мальчишками и девчонками. Детдомовцы учились вместе с обычными ребятами, это была их родная школа, и все же в каждом классе, где она преподавала и где вперемешку сидели и те, и другие ребята, можно было безошибочно определить, кто детдомовец, а кто из-под родительского крыла. У детдомовцев иные глаза, иная реакция на одни и те же слова взрослого. Иная этика. Иные представления о добре и зле, о силе и слабости, о честности и подлости. Откуда в ней возникло это мучительное, изнуряющее чувство вины перед ними? Иногда ей даже стыдно было своего тихого семейного счастья: вот у нее муж, дочь, квартира, работа, приносящая радость и удовлетворение, а рядом — детдом, мальчишки и девчонки, живущие без матерей и отцов, живущие какой-то непонятной для нее, обособленной и, как ей казалось, далеко не счастливой жизнью, — так как же она может быть спокойной, равнодушной, довольной собой в своей собственной, личной жизни? И когда однажды ее вызвали в роно и после долгого предварительного разговора предложили стать директором детдома, она сначала внутренне испугалась той ответственности, которая ляжет на ее плечи, а затем, подумав и взвесив, а главное, вспомнив свое постоянное чувство вины перед детдомовцами—откуда оно в ней, почему? — дала согласие, даже не посоветовавшись с Дмитрием.

И вот тут-то произошло непредвиденное. Оказалось, муж был категорически против, чтобы она работала директором детдома.

— Ты ничего не понимаешь в этой работе! — горячо говорил он. — Мало сострадать, сочувствовать, надо, прежде всего, знать дело. А его ты не знаешь и не можешь знать. Это все только женские сантименты: ах, люблю детей, ах, как жалко их, не могу смотреть на сирот спокойно!.. Не сантименты нужны — нужен волевой, сильный человек, который бы перевернул жизнь в детдоме.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты только сравни: наши военные, послевоенные детдома — и нынешние, сегодняшние! Как мы жили? У нас ни у кого не было родителей, мы были плохо одеты и обуты, дрова для кухни пилили и кололи сами, и в мороз, и в проливной дождь воду бачками таскали из колодца. Представь себе десяти-одиннадца-тилетних пацанов, которые тащат трехведерный бачок, через несколько шагов меняясь руками. Что я хочу этим сказать? Нет, не то, что мы были лучше. У сегодняшних детдомовцев тоже нелегкая судьба. Но мы были детьми войны, мы должны были по-настоящему трудиться, чтобы вырасти полноценными людьми, а не только чтобы прокормить себя. А что сейчас? Сейчас у большинства детдомовцев есть родители, многие из них бросили своих детей, а многих лишили родительских прав из-за пьянства, разгула, тунеядства и так далее — и что в результате? В результате многие детдомовцы ненавидят своих матерей и отцов, заметь, живых матерей и отцов, затаили эту ненависть и злобу глубоко внутри, ощетинились. В нашем сиротстве не было виновных, кроме войны, а в их сиротстве виноваты в основном родители, и вот эту свою ненависть и неприязнь к родным они выливают на всех и вся. К чему я это говорю? Государство взяло на себя все заботы по воспитанию детдомовцев. Мы общими усилиями стараемся возместить моральный ущерб, который им нанесен жизнью, прежде всего собственными родителями. И это удается. Просторные, светлые здания, чистые комнаты, полноценное питание, библиотеки, спортзалы, комнаты отдыха, телевизоры, кино и прочее, нет только главного, что делает любого человека человеком, — участия детдомовца в трудовом, жизненно важном и жизненно необходимом процессе! Ты посмотри вокруг внимательней, хотя бы и в нашем поселке. Ребята, которые живут с родителями, трудятся в десять раз больше, чем детдомовцы. Они работают и у себя дома, и в огороде, и в поле, и в лесу, а как же — нужны и картошка, и сено для коровы, и дрова на зиму; а наши детдомовцы? Они живут на всем готовом! Кем же они должны вырасти и какими действительно вырастают? Не приспособленными к труду, не любящими труд. Отсюда многие вывихи в их дальнейшей жизни, отсюда столько изломанных судеб. Труд — вот главное, что должно стать воспитателем в детдоме.

— Да разве я не согласна с тобой? Этим я и хочу заняться, прежде всего.

Разговор этот возникал не раз, однако Светлана Николаевна дала согласие стать директором детдома.

Как раз в это время по всей стране началось повсеместное обсуждение проекта школьной реформы. А затем была принята и сама реформа. В чем суть реформы, если говорить кратко? Как раз в том, чтобы труд стал основополагающим в воспитании и обучении школьников. В том числе, конечно, и воспитанников детдомов.

...Та весна выдалась в Москве слякотной, затяжной. Но ничто не могло омрачить радостного настроения Светланы Николаевны. Столько нового и важного услышала она для себя здесь, на республиканском совещании директоров детских домов. Речь шла именно о трудовом воспитании детдомовцев. И одна из главных мыслей совещания: каждый детдом должен заводить подсобное хозяйство. Кроме того, нужно как можно шире и эффективней внедрять в детских домах систему самообслуживания.

— Вспомнили наконец-то Макаренко, — с удовлетворением сказал ей дома муж. — А то будто и не было его... Мы, детдомовцы послевоенной поры, учились и трудились по-макаренковски...

— А знаешь, какое у меня предложение? — загадочно произнесла Светлана Николаевна. — Переходи ко мне в детдом воспитателем. А?

— Сразу берешь быка за рога?

— Жизнь детдомовскую ты знаешь лучше других. Психологию ребят тоже хорошо чувствуешь. Заведем подсобное хозяйство. Откроем мастерские. Вот и сбудется твоя мечта — учить и воспитывать ребят трудом, а не одними словами.

— Какой там из меня воспитатель...

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.