— И вы тут! — крикнул в сердцах Алалыкин, отвесив Саньке звонкую затрещину. Зубной звук стал тройным, в семейном ансамбле не хватало только одного исполнителя, но папа Алалыкин подключил и последнего лодыря к общей музыке...

— За что? — захныкал было лодырь.

— За два червонца я тебе, знаешь, сколько затрещин надаю? — подвел под Венькино хныканье серьезную экономическую базу Алалыкин.

— Да не я это-о-о... Санька.

— А нам с матерью все едино, что Санька, что Венька, оба хороши. Награды поровну...

Под аккомпанемент алалыкинского ансамбля духи выгребли все, что было в лагуне, упаковали добычу в оставшиеся мешки, перетянули немокнущей веревкой, зачарованно прослушали ударный квартет и растрогались:

— Мы вам должны заплатить гонорарий. Какое высокохудожественное исполнение! Нет слов — душат слезы!

На песок был положен мясистый, с томным взором медвежатник, подле медвежатника была посажена нежнотелая усатенькая самочка, за ними забились на песке два чилима — разбойные, в ссадинах и ломинах, с обгрызенными усами и сбитыми набок хвостами.

— Спасибо, — скромно потупился «руководитель оркестра».

— Наше вашим — все еще впереди! — бодро произнесли духи, откланялись и исчезли.

— Наше вашим — тьфу! Гонорарий — тьфу! — взъярился Алалыкин, подбил ногой медвежатника в воздух, развернулся и ловко саданул его пяткой, отправив в родную стихию, в лагуну. — Плевать я хотел на «наше с вашим»! Плевать, плевать! — следом за раскорячившимся медвежатником полетела нежнотелая самочка, а потом и разбойные чилимы. — Не надо нам никакого гонорария, сами проживем, сами, сами! Я только хотел увидеть ход чилима, убедиться, что не вывелся еще чилим, а меня... а меня... Скажите, за что-о?!

Затих Алалыкин, плечи его дрогнули, поползли вверх, стало пусто и тоскливо на свете...

Алалыкины вернулись домой поздно вечером, а в понедельник утром, когда глава семьи еще сидел на кухне и пил сладкий чай, с почты принесли квитанцию о штрафе. Под расписку.

Взяв квитанцию, Алалыкин затрясся. В ней была проставлена сумма — тридцать рублей, два раза по пятнадцать, за каждого лопуха по полтора червонца; указано, за что взимается тридцатка — «за хранение и использование незаконных, браконьерских орудий лова». Так и было написано: «незаконных, браконьерских»,через запятую — видать, дух в своем подразделении хоттабычей был спецом по части знаков препинания и вообще питературы. Алалыкин ударил кулаком по столу, стакан с недопитым чаем взвился, как футбольный мячик, но Люба, поймав стакан цепким вратарским движением, помешала второму удару Алалыкина. Алалыкин скис, безвольно опустился на стул: была бы его воля, он порушил бы всю мебель на кухне. Только зачем? Нет ведь в этом проку. Совсем запутался Алалыкин.

— Не надо, — попросила его Люба, — не расстраивайся, Алалыкин. Ты еще молодой, мы переживем. Все перемелется, и это тоже, — попыталась улыбнуться, но из ее улыбки ничего не получилось...

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.