Один критик спросил на пресс-конференции автора документального фильма «Казенная дорога» Виктора Семенюка: «Такой красноречивый пейзаж за окном поезда — хибары, хибары... переходящие в кладбище. Специально искали? Или монтаж?..»

Виктор Семенюк неприязненно оглядел журналистов и проворчал:

— Я бы понял, если бы такие вопросы задавал иностранец. Но вы-то что, не знаете, КАКАЯ у нас страна?

«Казенная дорога» действительно о стране. Сюжет: едет поезд, откровенные разговоры попутчиков о жизни, а за окном — безлюдный и безжизненный пейзаж с индустриальными дымами и пустошами, сортирами и погостами. А под занавес — сторожка стрелочника, и на плитке кипит-надрывается чайник, свистя паром, паром, паром...

Единственный запомнившийся мне из прежних времен документалистики — фильм блистательного Феликса Соболева «Все твои сыновья» был снят лет двадцать назад. Следующий, так сказать, «эстетический шок» в этой области был испытан только через семнадцать лет: «Легко ли быть молодым?» Подниекса. И тот, и другой были верстовыми столбами в истории правдивого документального кино. Фильм Подниекса смотрели, по-моему, все. Фильмы Соболева помнят сегодня, видимо, лишь специалисты, хотя Феликс Михайлович — классик советского неигрового кино. Он не дожил до звездного часа документалистики. Он работал в те годы, когда этому кино не верили. «Документальный фильм» читался советским зрителем как «киножурнал» перед художественной картиной, в нагрузку к ней. В те тягучие годы, когда преобладал жанр «доски почета», прекрасных, честных, умных фильмов Соболева, затерявшихся в потоке серятины, никто не смотрел.

Похоже, за всю историю советского искусства ни одно из его направлений не совершало такого феноменального качественного скачка, как документальное кино. Но и до сих пор это зрительское, заряженное информацией искусство, активно обращенное к залу, развивается как в колбе, отгороженное от зрителя шлагбаумом кинопроката и прихотливейшей цензуры.

Случайно ли многие фильмы, представленные на международном фестивале неигрового кино в Ленинграде, прибыли сюда без разрешительного удостоверения? Включая и тот, что получил здесь золотой приз. До фестиваля зрители их не видели, и я не поручусь, что увидят после.

«Ми-кро-фон!» Георгия Шкляревского задержала межведомственная комиссия министерств и комитетов, связанных с использованием атомной энергии.

«Театр времен перестройки и гласности» Аркадия Рудермана с подачи партийного руководства республики «арестовала» дирекция «Беларусь-фильма».

«Встречному иску» того же Рудермана и Юрия Хащеватского ставились барьеры от ЦК КПБ до ЦТ.

И так далее.

Вырисовывается интересная закономерность не просто связи документального кино с жизнью, но и их обратной связи.

Международный фестиваль в Ленинграде во многом прояснил ситуацию в нашем документальном кинематографе. Ситуацию, которая мешала сравнивать кинематографы разных стран как явления, у которых разные задачи.

С одной стороны, та же «Казенная дорога», «Ми-кро-фон!», «Встречный иск», «Черный квадрат»... С другой — виртуозный с точки зрения кинематографической выразительности фильм американского режиссера Годфри Реджио «Колдовство жизни». Немыслимым для нашей кинотехники живописным языком камера пишет как бы трактат, а может быть, притчу о развитии человечества. Путь из простейшей стихии воды и глины, путь по виткам спирали к высшей общности: городу. К потере земли, к потере себя, к сотам, к толпе, размятой собственными ногами, уходящей вновь в глину, в загадочную стихию воды...

Этот шедевр мог бы установить критерии для всего неигрового кино. Определить систему координат кино и жизни. Так оно вроде бы и было. Но наши фильмы вываливались из этой системы. Страна — не малый масштаб мира, не человечество в миниатюре. Страна — не проще и не сложнее. Это просто другое. Ну, скажем, как Библия и железная дорога. Американские документалисты читают Библию. У наших руки не доходят: строят железную дорогу. Мы не умеем наслаждаться, заметил Юрий Хащеватский (и пояснил: вот я начну смаковать рюмку коньяку, а потом не выдержу — и, хоп, залпом...). Так и в кино. Нам некогда, нет терпения смаковать природу и фактуру материала. Мы — хоп, залпом проблему — жадно, со всей злостью и яростью вынужденных абстинентов, дорвавшихся до правды.

Тарковский говорит в фильме «Андрей Тарковский»: «Кино — это мозаика из времени. Это зафиксированное время». Энергия нашего времени часто уходит в свист и пар, который силится, но пока не одолевает тяжелые дымы, все еще заволакивающие наш горизонт сернистым ангидридом и демагогией. И, однако, это удивительно, до чего тесно сплетена наша жизнь с искусством и до чего непосредственны, прямо физиологичны процессы их влияния друг на друга. В этом смысле документальное кино как бы натуральная, природная часть жизни. Оно переполнено бытием и временем. Наши фильмы, как локаторы, улавливают энергию времени. Представляете, какая взрывная сила скопилась в этом реакторе? Не потому ли о советском «журналистском» кино профессионалы говорят сегодня как о лучшем в мире?

...Режиссер Центрального телевидения Галина Хавраева была единственной женщиной, работавшей в зоне разъятого реактора Чернобыльской АЭС после катастрофы. Она отсняла уникальный материал и привезла его в Главную редакцию пропаганды ЦТ. Где ей было сделано интересное предложение... купить у нее съемку с тем, чтобы она отказалась от авторства в пользу другого режиссера — а именно главного режиссера Главной редакции пропаганды Станислава Белянинова. Который в отличие от нее если и облучался, то только от лучевой трубки телевизора в Останкино. Галина отказалась. После чего ей позволили один раз выйти с чернобыльской передачей в эфир и затем, без лишних разговоров с автором пленку... размагнитили. (Об этом она рассказывает в фильме «Гонг», снятом на Ростовской студии кинохроники.)

Галину Хавраеву, тяжело заболевшую, перевели из режиссеров в ассистенты. Ее коллеги молчат, опасаясь «репрессий». Станислав Белянинов принимает активное участие в работе Всесоюзной комиссии телевидения Союза кинематографистов, которая запрещает «Гонг» Виктора Чепурина.

Неожиданно буквальный смысл обрели слова члена жюри фестиваля Александра Сокурова: «Совершенно очевидно, что колоссальное влияние на документальное кино оказывает телевидение, порабощая и разрушая его». (Хотя Сокуров имел в виду нечто совсем иное, из области эстетики.)

Совершенно очевидно, что колоссальное влияние на творческого и вообще человека оказывает администрация, порабощая и разрушая его. Безнаказанность высокого чиновника, произвол администрации лежат в основе всех наших потерь. Лежат в основе нашей жизни, о которой мы снимаем наше честное документальное кино, стараясь хоть на градус изменить ее. Но как же она изменится, если во всем своем многообразии, включая документальное кино, жизнь зависит от абсолютизма бюрократической знати, от диктата Ведомства, от идола-Бюрократа с его презумпцией идеальной правоты?

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.