— Пап, мы малость побродим по берегу, посмотрим. — Два «подсолнуха», Санька и Венька, так и не дали Алалыкину сосредоточиться на раскладушке.
— Далеко не уходите, сейчас чайник согрею и будем пить чай с баранками и конфетами, — предупредила сыновей Люба, доставая из рюкзака туристский примус «шмель». Движения ее были такими нежными, гибкими, молодыми, что Алалыкин перевел взгляд с плавающей раскладушки на жену.
— И вот что, Алалыкин, — Люба поймала взгляд «хозяина», — договоримся так: один день проводим здесь, на съемках фильма, а другой — на берегу Тунайчи.
— Там много комаров.
— Зато саранками не пахнет.
Белоголовые «подсолнухи» успели подобрать пару роскошных «куриных богов», две причудливые ракушки, а под выворотнем нашли оструганную палку, к которой была привязана вилка. Алалыкин сразу догадался: для чилимов. Кто-то насаживал креветок на рожки. Много, конечно, такой примитивной «орудьей» не возьмешь — у зубцов нет бородок, проколотый чилим соскальзывает, но некоторый урон здешней лагуне нанести можно.
Значит, кто-то уже потревожил чилима, не устоял. А лагуна действительно попахивала навозом. Люба права. Застойная вода всегда землей пахнет.
— Бросьте вы эту пакость, может, она в заразных руках побывала, хотел было крикнуть Алалыкин своим «подсолнухам», но не успел. На его глазах из-за, утоптанного песчаного бугра возникли, словно духи. ; два дюжих хвадратнолицых мужика, похожих друг на друга как близнецы-братья, устремились к Саньке ; с Венькой и перегородили им путь.
— Эй, чего вы там? Не трогайте растения! Это мои! — Крика у Алалыкина не получилось, лишь в горле что-то слабо шевельнулось, возникшая капелька воды скатилась вниз, и Алалыкин закашлялся.
— Ну-кась, парнишоночки, отдайте-ка нам свою орудью. — тихим, вкрадчиво-ласковым голосом попросил один из духов и. сев на корточки, сощурил немигающие, блеснувшие свежим оловом глаза. — Вам она уже не понадобится.
«Орудья» была в руках у Саньки. Окинув духа глазами, Санька понял, что ни удрать, ни спрятаться в кустах либо в песке, ни взять духов слезами не удастся, Он сыро вздохнул и протянул примитивную острожон-ку могучему родственнику старика Хоттабыча.
— Только что нашли, здесь, на берегу.
— Врешь, парнишоночка!
— Врать мне запрещают в школе! — наотмашь рубанул «подсолнух». Дух даже закачался, воззрился удивленно на светлое растение, потом перевел взгляд на своего мускулистого собрата.
— Будем брать! — ответил собрат, шевельнув волевой тяжелой челюстью, и добавил: — Врать тебе, значит, в школе запрещают?
— Запрещают, — невинно подтвердил «подсолнух».
— А браконьерить, парнишоночка, не запрещают?
— Что такое — браконьерить? — «Подсолнух» запустил в ноздрю палец и склонил голову набок, распахнув пошире желтоватые, цвета спелой китайки глаза.
Дух тряхнул в руке острожку и примерился, словно собираясь насадить на нее Саньку. Алалыкин не выдержал, с горестно-испуганным криком выбросил перед собою руки, растопырил пальцы и, громко затопав ногами, понесся вперед:
— В чем дело?
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.