Чудо севрюжьего лимана

Аркадий мало изменился за то время, что я не видел его. Во всяком случае, лицо нашего приятеля не утратило привычной асимметрии. Мне всегда казалось, что левый глаз расположен у него ниже правого. Мочка одного уха была длиннее другой. По всей вероятности, это произошло от скверной привычки дергать себя за ухо в минуты крайнего умственного напряжения. Бритая голова Аркадия светилась, как матовый плафон.

— Все отлично, — коротко констатировал он. — А сейчас в порт. Время — деньги.

Город был продут горячим сквозным ветром. Пыльные вихри закручивались на мостовых. Солнце дробилось в окнах и словно поджигало желтые подсолнухи за решетчатыми оградами.

Вскоре мы были у причала. Если верить Аркадию, дул устойчивый веет, и крутые волны расшибались вдребезги о железные сваи. Как только Гешка вдохнул соленой водяной пыли, лицо его преобразилось, а в зрачках забрезжила опасная сумасшедшинка. Он запустил пятерню в свой густой ежик, потом вытянул вперед мускулистую руку и, приняв позу «Медного всадника», неожиданно выкрикнул:

— Прет на рожон Азовского моря корыто... Его ковбойка на спине надулась, как парус.

Аркадий посмотрел на него снисходительно и спросил:

— Сколько дней займет этот вояж?

— Все будет зависеть от обстоятельств, — пожал плечами Гешка.

— Видишь ли, я должен знать точно. Я не могу задерживаться.

— Дети плачут?

— Не в том дело. Наклевывается шлюпочный поход медиков. Они, понимаешь ли, согласны платить командировочные. Плюс зарплата, плюс харчи...

— Ладно, — нахмурился Гешка, — мы не будем задерживаться. Жаль, конечно, что наши ассигнования не могут соперничать с финансовой сметой горздрава, и тем не менее я постараюсь, чтобы ты не голодал.

Аркадий смутился.

— Что за чушь! Мы же в конце концов друзья.

— Именно на это я и рассчитывал, — заключил Гешка.

Не откладывая дела в долгий ящик, Аркадий повел нас показывать свой шестивесельный «ковчег». По дороге я между прочим сказал:

— Штормит что-то... Как бы завтра не запретили выход из порта.

— Справедливое замечание, — поддержал меня Гешка, поправляя на спине тяжелый рюкзак. — Остается одно: выходить в море немедленно.

Я готов был откусить собственный язык. Я вспылил:

— Чистейшее фанфаронство! Тебя, наверное, в детстве кура клюнула в темя.