Бес в ребро

Мы шли к Дому моделей бодрой рысью, и Ларионов мне рассказывал о том, что следователь прокуратуры все время задавал ему вопрос: «В чем причина драки?»

— Я ему говорю: «Мне в лицо плюнули». «Ну, это я уже слышал, — отвечает он. — А драка-то почему произошла?» Я снова объясняю: «Он в меня плюнул, понимаете?» Следователь кивает: «Это понятно. А драка-то с чего началась? Кто первый ударил? Кулаками-то махать с чего начали?» Я ему в пятый раз: «Он в лицо мне плюнул!» А тот разводит руками: «И больше ничего? Не матерился? Не дрался?» Ну что ему сказать? Нет, мол, не дрался, не матерился. Подумал Бурмистров этот самый не спеша и спрашивает наконец: «Значит, вы просто так ударили человека?»

— Да-а, хорошо поговорили... В обстановке полного взаимопонимания.

Ларионов досадливо поморщился и сказал:

— Боюсь, что с этими рассказами о плевках я постепенно становлюсь просто смешным...

Он внезапно резко остановился и взял меня за руку:

— Ирина Сергеевна, а вы еще не считаете меня смешным?

Я посмотрела на его расстроенное лицо с капельками дождя, застрявшими в бровях:

— Нет, я не считаю вас смешным. Я думаю, что вы немного шизик...

— Это меня устраивает, — согласился он легко. — Это пожалуйста, шизики — люди не конченые...

В зал Дома моделей мы попали с третьим звонком и, пробираясь через ноги сидящих к своим местам, как-то сразу выключились из горестных и неприятных будней. Мы попали в атмосферу праздника, приподнятой взволнованности премьеры, радостной суеты нарядной жизни, которую мне доводилось видеть на сцене, на экране, в телевизионных программах, но просочиться лично почему-то не удавалось ни за какие коврижки.

Разноцветные скачущие пятна прожекторов, расплавленный металл приглушенного хард-рока. Цветы и скручивающийся в торнадо аромат французских духов. Посреди зала на длинный белый помост выходят тонкие, элегантные женщины и очень стройные красавцы мужчины, плавно кружатся, синкопирование двигаются, по какой-то внутренней команде замирают, демонстрируя таинственное, взволнованное, недоступное нашему пониманию искусство. Хореография конфекционна, ритуальные па удивительных туалетов, которые никто никогда не носит. Кроме манекенщиц на осенних показах новой коллекции мод.

— ...Очень многих привлечет предлагаемая нами модель повседневного туалета деловой женщины... — вещала в микрофон главный художник-модельер, похожая своим пронзительным голосом и просторным яростно-красным платьем на пожарную машину.

Я не сомневаюсь, что наш главный, который так высоко ценит сезонные демонстрации новинок одежды трудящихся, безусловно, выгнал бы меня из редакции, если бы я явилась на службу вот в таком повседневном туалете деловой женщины. А думать о том, как посмотрел бы он на меня в вечернем платье, «глубоко декольтированном на спине и украшенном меховой накидкой», я просто боялась.

Мне всегда любопытно, для кого проектируют и шьют эти поразительные наряды.

Кто эти бесстрашные женщины, которые не боятся рассердить начальство своими вызывающими повседневными «деловыми костюмами» и недорогими вечерними платьями, отделанными «благородно-скромной норкой»?

А вдруг — жутко подумать — они вовсе не ходят на работу? Нет у них никаких начальников. И зависти менее нарядных сотрудниц поэтому тоже не опасаются. А сидят себе беззаботно в креслах рядом с нами.

Вот они, бойкие женщины, молодые и поношенные, красиво причесанные, в изысканном макияже, с радужно мерцающими блестками переливающихся камней на пальцах, запястьях, в мочках, на гладких и морщинистых шеях.

И одеты эти женщины — почитательницы художественного поиска нашего Дома моделей — вовсе не в изыски его модельеров и портных, а сплошь в ассортимент промтоварного магазина «Березка», не считая щеголих в натуральной закордонной «фирме».

Что же они тут делают? Наверное, то же самое, что и на всех модных спектаклях, скандальных вернисажах и знаменитых премьерах. Они демонстрируют себя. По-видимому, больше Дунька не рвется в Европу, она подтянула ее к себе для местного повседневного употребления.