Мы продолжаем разговор о театре.
И вот новое, интересное событие театральной жизни — режиссер Сергей Яшин стал недавно главным режиссером Московского драматического театра имени Гоголя. Совсем не просто руководить большим творческим коллективом. Нужны идеи, которые увлекут и объединят людей. Какие идеи?
Нельзя забывать и о том, что театр носит имя великого русского писателя Николая Васильевича Гоголя, значит, его эстетика, его репертуар должен быть особым — каким? А проблема зрительного зала, лишенного молодого зрителя? Ее тоже надо решать — как? А молодые актеры, режиссеры, голоса которых необходимо услышать сегодня, сейчас... И вообще, за что мы продолжаем любить театр и как сохранить, не потерять театру нашу любовь — об этих проблемах и размышляет в беседе с корреспондентом «Смены» Андреем Кучеровым новый главный режиссер.
— Итак, вы возглавили театр, о котором нельзя сказать «благополучный», театр, не избалованный вниманием зрителей и прессы. Что уж греха таить, по отношению к нему сложилось какое-то даже привычно-снисходительное отношение, и многие — я с этим сталкивался — просто не знают, где театр Гоголя находится... Словом, Сергей Иванович, с вашим назначением связаны надежды на более интенсивное, интересное развитие этого коллектива, на появление новых, «шумных» спектаклей, на то, что театр обретет свое оригинальное лицо, черты которого, на мой взгляд, несколько размыты...
— Я бы не хотел уже сейчас декларировать какие-то идеи: сначала их надо хорошенько выносить. Программа театра? Его направление? Ну, прежде всего это спектакли, авторы и круг тем, которые волнуют общество. И тут я бы вот о чем хотел сказать. Нынче для творчества создаются новые условия. Мы познакомились с замечательными фильмами, книгами, нас удивляют телевизионные передачи, мы вдруг с удивлением обнаружили, что даже газетная или журнальная публикации могут увлечь и взволновать не меньше хорошего фильма или интересной книги. На нашем, общественном «корабле» стало светлее. На нашем «корабле» стало интереснее жить. А главное, становится все понятнее, — куда плывем и зачем, проясняется и смысл плавания, и цель его, крепнет и вера в него. Это удивительное и прекрасное состояние, когда ты принимаешь участие в начинаниях. А когда чуть ли не каждый день приносит новые начинания — это уже богатство. Но начинания требуют смелости. Начинания требуют поступков и позиции. Важно и другое. Уделяя огромное внимание экономическим преобразованиям, размышляя о том, как сделать нашу страну лучшей страной в мире, — а на меньшее и замахиваться не стоит, мы не должны забывать о главном — о душе человека. Тут, наверное, проходит основная артерия перестройки. И тут, наверное, требуются самые хрупкие ее инструменты — осторожность, доброта, любовь, терпение... Не последнюю роль в этой кропотливой, долгосрочной работе призван сыграть театр, предназначенный дарить человеку надежду, способный «близко» говорить о сокровенном и высоком, способный высветлить идею и ответить на серьезнейший вопрос нынешнего времени: во что же мы верим? А отвечать надо. Просто необходимо. Созидание должно быть целесообразным, одухотворенным, иначе оно бессмысленно.
В театр всегда приходили люди, которые испытывали большую внутреннюю потребность в общении с искусством сцены. «Массовой культурой» театр не становился никогда. Так и сегодня: к нам идут люди, в подавляющем большинстве своем понимающие и знающие театр. Естественно, мне бы не хотелось, чтобы наш зал пустовал. Идеально, если к нам будут приходить те, кто хочет найти интересного, умного собеседника, соучастника в какой-то игре — ведь именно сцена дает возможность сотворчества, возможность зрителю «поиграть» вместе с актерами. Конечно же, театр имени Гоголя на новом этапе должен обрести свое лицо — тут вы совершенно правы. Только не надо мои размышления воспринимать так, будто я ругаю своих предшественников: дескать, до меня все было плохо, а теперь будет хорошо. Это не так. У нашего театра замечательная история, полная и побед, и поражений, как, наверное, у каждого живого коллектива. И то снисходительное отношение к театру, о котором вы говорили, кажется мне неверным и неоправданным, отдающим излишним снобизмом. У нас есть спектакли, пользующиеся у зрителей настоящим интересом, и есть, что называется, провальные. В ближайшее время мы задумали провести социологическое исследование, хотим пригласить опытных людей, специалистов, которые попытаются определить, что есть театр Гоголя в географии Москвы, что ставят театры, находясь в таком же географическом положении, например, в Париже или Лондоне. Местоположение театра все же диктует свои неписаные законы, хотелось бы их понять. Конечно я много думаю о завтрашнем дне коллектива и знаю, что работа предстоит кропотливая и долгая. Встречаясь с труппой, я говорил: не ждите быстрого результата и, более того, у нас же ничего не получиться — я далек от самонадеянности. У меня есть опыт работы в Центральном детском театре, театре имени Маяковского, в Новом драматическом театре, в театре на Малой Бронной, в ленинградском БДТ имени Горького. После окончания института я поставил около тридцати спектаклей, и в то же время я многого не знаю. Пожалуй, это единственное, что я знаю точно. Одно дело ставить спектакли в разных театрах, и совсем другое — быть главным режиссером одного. Тут уже огромная ответственность за большую семью, где есть свои бабушки и дедушки, своя молодежь, свое среднее поколение. Мне кажется, что коллектив у нас очень интересный, стремящийся к движению, жаждущий работы. И это уже для меня серьезнейший аванс, который я обязан оправдать. К тому же мое назначение обусловлено желанием коллектива театра, это их инициатива, и я постараюсь сделать все возможное, чтобы не обмануть доверия людей.
— Чего бы вам хотелось избежать, оглядываясь на свой опыт режиссерской работы? И как вы считаете, чуток ли наш театр к процессам, происходящим в обществе? Заботится ли он о своем завтрашнем дне? И от чего зависит этот завтрашний день?
— Быть может, от того, сможем ли мы сегодня найти, не спугнуть и вырастить то новое, свежее, что пробивается под ветром перемен. Сможем ли мы, шагая широко, оглянуться или посмотреть под ноги. Нынче много ростков — новый человек, новая идея, смелый эксперимент, дерзкая мысль... Завтра их будет еще больше. Рост их зависит от нас. И рост этот в основном молодой. Словом, завтрашний день театра во многом начинается с внимания или невнимания к молодежи. Творческая молодежь просит слова. Услышим — значит, не будем краснеть и разводить руками. Поддержим — значит, поддержим самих себя. Конечно, это требует мужества и мудрости, терпения и настойчивости. Гораздо легче, похлопывая молодых по плечу, снисходительно приговаривать: «Давайте, давайте...». Труднее дать. Но надо. А иначе пройдут годы и мы будем ностальгически вздыхать: «Ах, эти восьмидесятые...». Как вздыхаем сейчас: «Ах, эти шестидесятые...». Урок уже есть — десятилетия транжирства в отношении молодых. Из тех самых «шестидесятых» пришли немногие. А их могло бы быть больше. Гораздо больше — уверен. И, возможно, не переживал бы наш театр такой серьезный кризис, как сегодня. И, возможно, не было бы такой растерянности от вопроса, кто придет на смену нынешним мастерам театрального дела. И, быть может, не стояла бы так остро проблема зрительного зала, лишенного молодого зрителя. Я свято верю в слова Немировича-Данченко, который говорил, что без притока молодых сил театр неминуемо гибнет... В этом многолетнем «не притоке» главная, на мой взгляд, причина тяжелой пробуксовки театрального дела. И не в глубинах ли театров берет начало недоверие к молодым? Не оказывает ли пагубного влияния на их рост и состоятельность атмосфера, царящая в коллективах? А, может, подчас мы просто боимся, когда рядом кто-то лучше и талантливее нас? Самокритика — очень достойное качество. Поэтому давайте спросим каждый себя — кого я веду на смену? Что делаю для этой смены? И что не сделал до сих пор? Молодой художник, если его не поддержать вовремя — советом, вниманием, начинает прорываться сам и часто тратит все силы на этот прорыв. Прорвавшись, понимает: исчерпался, устал, душа, как пепел. Кстати, пользуясь случаем, хочу сказать самые теплые слова в адрес самых разных людей, «сгоревших» на прорыве. Они сделали великое дело — их «бикфордово» горение закончилось взрывом. Вряд ли многие из них воспользовались результатами, повторяю, на это ушли силы. Но на их упорстве и молчании зазвучали голоса других. Страшно, если эти зазвучавшие голоса начнут фальшивить. И стыдно. А вспоминая свой опыт работы и отвечая на вопрос, чего бы мне хотелось избежать, скажу так: скоропалительности. Во всем. Естественно, что лицо театра формирует его лидер, но мне бы хотелось, чтобы мы с коллективом думали сообща. Конечно, я буду стремиться увлечь труппу своими идеями, хотя мы можем по-разному оценивать жизнь, но в чем-то главном хочется найти точки пересечения. И еще мне кажется, что сейчас, после критического осмысления прошлого, должна начаться другая тенденция — тенденция открытий и созидания. Не начать бы ходить по кругу... Да, я согласен с тем, что многие идеалы были разрушены, но ведь нельзя жить без надежды. А в театр — я глубоко в это верю — люди приходят за надеждой, за верой. Нет, мы не должны приукрашивать действительность и рассказывать людям сказки. Но надежда... Именно за нее благодарен театру зритель. И очень хочется дарить ее спектаклями. Очень. И еще хочется вернуть театру имя Гоголя. К сожалению, оно действительно не имеет прямого отношения к театру. И дело не только в спектаклях по пьесам писателя. Важнее, на мой взгляд, другое — его мироощущение.
— Сергей Иванович, и снова мне хочется вернуться к проблеме проблем современного театра — его молодому зрителю. Думаю, что, привлекая наших юных граждан в театр, нельзя забывать о создании условий для творческой работы молодых актеров и режиссеров. Ведь бесспорно, что представители одного поколения могут быстрее найти общий язык.
— Совершенно очевидно, что состоятельность или несостоятельность нашей творческой молодежи можно проверить, только представив им самостоятельность без оговорок и страха за ошибки. Кстати сказать, ошибаться можно и нужно только в молодости, именно в молодости. И даже чем больше, тем лучше. Слишком велик в этом возрасте накал душевных сил, а путь к истине, как известно, извилист, и тупиковая ветвь дает возможность понять, как развиваться дальше. Молодым для творчества нужны самые простые условия: сценическая площадка, элементарная световая аппаратура. А жить или не жить молодому коллективу — решит зритель. Возможно, некоторые студии вырастут в профессиональный театр, но это совсем не обязательно. И ни в коем случае не надо ставить такой задачи. Рождение нового театра из студийного коллектива — процесс совершенно естественный. Так должно быть. Сначала надо доказать себя творчески, потом уже думать об оформлении организационном. Превращение студии в профессиональный театр требует кардинальных изменений, и происходить они могут, только если эстетический потенциал студийного коллектива настолько высок, что он может выдержать переход к производственному режиму без художественных потерь. Поэтому подавляющее большинство студий требуют поддержки и внимания к себе, именно оставаясь студиями, свободным объединением людей, естественно возникающим, но так же естественно распадающимся. И еще, студийное движение — дело, как правило, людей молодых. Отрадно и очень важно, что молодежь идет в студии. Причем идет гораздо охотнее, нежели в наши «солидные» театры. Почему так? Да, наверное, потому, что студийные коллективы обладают притягательностью более мобильного и современного зрелища. У этих спектаклей особая, вольная атмосфера, как бы «плотно притертая» к тому, что происходит в жизни, словно впитавшая и стремительность жизненных ритмов, и непредсказуемость уличной толкотни, и сложность современных взаимоотношений, и иронизм последних десятилетий века. У студий часто можно видеть «свой» зал, именно в студиях возрождается понятие единомыслия: ведь в зале и на сцене ровесники, тут вы абсолютно правы, они быстро договариваются, они без труда понимают друг друга, у них общие взгляды на жизнь, ее ценности, между ними доверие. Поэтому, мне кажется, особенно ценно, когда студия становится своего рода районным клубом, местом, куда всегда и запросто можно прийти, местом, восполняющим тот самый дефицит общения, о котором мы так сегодня печемся, И тем более важно появление такого «клуба» в отдаленном городском районе, отрезанном от культурной жизни города. На сегодняшний день студийное движение развивается стихийно. К сожалению, слишком мало возможностей для изучения и сравнения деятельности театров-студий. Специальные театральные издания почти не уделяют им внимания. Периодическая печать от случая к случаю кидает взгляд на эту «территорию». И студии лишаются, по-моему, необходимого внимания специалистов, лишаются рекламы. Пора «наводить мосты». Теперь — чуть подробнее о молодом зрителе... Как мы уже выяснили, у студий молодой зритель есть. В театр имени Ленинского комсомола идут, и в театр Маяковского... то есть успехом пользуются коллективы, чутко улавливающие время. Другое дело, что часть нашей молодежи мало во что верит, но тут, по-моему, дело не в театре или кино, а во всей совокупности нашей жизни. Давным-давно, когда я ставил в ЦДТ спектакль «В дороге» по пьесе Розова, он как-то сказал, что мы потеряли доверие молодых «во всесоюзном масштабе». Уже тогда Виктор Сергеевич пытался забить тревогу. Мы перестали слышать и понимать наших молодых сограждан. Однажды мы разошлись с ними в разные стороны, а потом стали развиваться параллельно, как два независимых, суверенных государства. Поэтому сегодня нам нельзя не учитывать их потребности, нельзя не изучать их. Мне думается, не надо во что бы то ни стало пытаться ими руководить: не откликнутся, не получится, только еще больше уйдут в себя и свои комплексы. Например, вряд ли стоит просто «отбрыкивать» их увлечение роком, пытаясь бороться с этим увлечением путем запретов — они вернутся в подвалы и приобретут еще большее влияние на сознание своих сверстников. Мне кажется, гораздо важнее понять, почему именно рок — их религия, а еще важнее — и это уже вторая ступень, если уж и возникает желание бороться с роком — предложить что-то взамен. Изучение спроса — дело полезное.
— На мой взгляд, вы абсолютно правы. Мне даже вспомнилось, как, размышляя о «Бесах» Достоевского, Марк Захаров обронил однажды интересную фразу, он сказал, что с Петром Трофимовичем Верховенским нужно не столько спорить, сколько ИЗУЧАТЬ его, хотя бы для того, чтобы бороться с ним и его философией на равных. А ведь Верховенский — это целая идеология, точнее — идеология целого поколения. Так что рок-движение действительно нуждается в самом пристальном изучении... А теперь, Сергей Иванович, давайте попробуем провести своеобразное блиц-интервью: быстрые вопросы и быстрые ответы. Итак: часто ли вы отрекаетесь за кулисами от того, что «произносите» со сцены?
— Никогда не отрекался и не отрекаюсь. Это безнравственно. Совсем не значит, что у меня не было плохих спектаклей, были просто неудачные, но каждый из них я делал искренне и в каждом старался выложиться до конца. И никогда не отрекался даже от своих жутчайших провалов.
— Чье мнение о вашей работе наиболее значимо для вас: зрителя, критика, родственника, коллеги?
— Всегда жаждешь мнений всех названных... Но, наверное, дороже всего — зрительный зал. Больше всего я боюсь пустого зала, все остальное можно переболеть, передышать, но когда зрители уходят во время действия... ужас! У меня так складывается жизнь, что со мной критики не очень церемонятся, меня могут лягнуть походя, но я согласен считать, что и походя — за дело.
— Кто из режиссеров, по-вашему, больше других влияет на развитие нынешнего театрального процесса?
— Активно влияют Захаров и Васильев. Они резко поднимают планки, и все мы — лично я точно — стараемся подтянуться к этим рубежам.
— Только честно: ради чего вы работаете?
— Нет, не из-за денег. Скорее меня толкают эгоистическое желание высказаться самостоятельно плюс потребность создать свою компанию вокруг дорогой и близкой мне идеи.
— Что вам больше всего не нравится в самом себе?
— Нетерпение, вспыльчивость, занудство, эгоцентризм. Я с этими качествами старательно борюсь, и иногда весьма успешно. И опять же я очень благодарен критике, которая без конца, планомерно и радостно напоминает о моих недостатках, анализируя мои спектакли.
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.