Беречь как жизнь

Зимой в наших краях тоже холодно, лужи замерзают, но снега не бывает. Копаясь негнущимися пальцами в смерзшемся мусоре, мы находили иногда полгорсти зернышек, иногда чуть-чуть.

Ранней весной в больших черных мешках привезли на арбах пшеницу и рассыпали по току. Мы знали — это колхоз готовится к севу. И, копошась на краю тока, мы то и дело поднимали головы, чтобы посмотреть, как весело блестит под ярким теплым солнцем груда зерна.

Под вечер мы собрались домой, но невольно остановились, проходя напрямик через ток. В каждом зернышке отражался закат. Крепкие и плотные на вид, вобравшие в себя свет и тепло летнего солнца, они манили к себе силой жизни, силой хлеба. Взятые в пригоршню, они грели наши ладони и души. Мы, сев на корточки, как завороженные пересыпали зерно с ладони в ладонь...

— Вы что тут делаете, а? — Грозный голос ударил нам в затылки.

Буудайчи прижался ко мне. Я тоже испугался и молчал. Бородатый старик, живший на краю аила и потому нам почти незнакомый, подошел незаметно, говорил громко и сердито...

— Проваливайте-ка отсюда, слышали? И чтоб я вас здесь больше не видел! Ясно?

Мы молча повернулись и пошли.

— Эй, стойте! — спохватился сторож. — А ну-ка, вы вворачивайте карманы.

Мы не убежали. Зачем нам было бежать? Мы ведь не сделали ничего плохого.

Старик подошел к нам и запустил руку в мой карман.

— Вот оно что! Воруете колхозную пшеницу, значит?

Он бросил наше зерно в груду пшеницы и снова полез мне в карман.

— Не отдам! — закричал я. — Я не воровал!

Буудайчи с плачем повис на его руке. Старик отшвырнул его в сторону. Как я ни сопротивлялся, ни кричал, он вывернул мои карманы и все зернышки, все до одного, бросил в кучу зерна... Плакал я, плакал мой брат Буудайчи.

Сторож взял нас за шиворот и повел с тока. Что говорил он нам, я уже не помню. Да я, наверно, его и не слушал. Никто и никогда еще так не обижал меня. Отобрали мое, наше зерно, назвав при этом-вором!..

За током нас встретила женщина, наша соседка.

— Чыныке, что сделали эти ребятишки? Куда ты их ведешь? Это дети Анар, полевода. Ты же знаешь, она болеет...

— Эти негодники семенную пшеницу взяли. Женщина всплеснула руками.

— Да что ты, что ты, Чыныке! Разве ты не знаешь? Они с утра до вечера, как воробьи, копошатся в мусоре, выбирают оттуда по зернышку!

Старик остановился как вкопанный, веря ей и не веря, а женщина обняла всхлипывающего Буудайчи и заплакала сама.