— Нет, ты скажи мне правду, что там у вас произошло?

А Андрей Степанович просто оторопел, когда Митька очутился у него дома. Теперь он даже пожалел, что оставленные им деньги племянник не прогулял с товарищами. Дядя был очень занят. И Митька бесцельно шатался по городу. Вечером Андрей Степанович приходил усталый и раздраженный и говорил, что Митьку трудно устроить, что теперь даже рабочие нужны с высокой квалификацией.

— Чего тебя понесло на другой факультет? — не унимался дядя.

— Я люблю литературу.

— Ну и люби себе на здоровье. Кто тебе мешает? Дело, дело надо иметь в руках.

...Митька ходил на пристань смотреть, как отваливают пароходы. Как осторожно несет их река и как врезаются они потом в небо и исчезают. Он наблюдал за людьми на пристани. Кого здесь только не было! Художники с мольбертами, военные, едущие в отпуск. Люди, протискивающиеся в кассу с командировочными удостоверениями. Были и такие, по лицам которых можно было понять, что они сами не знают, куда и зачем им ехать.

С одним из таких Митька разговорился. Ему было за пятьдесят, и лицо его, мясистое и красное, прикрывала старая фетровая шляпа. На нем была фуфайка, хотя стояла такая жара, что Митька все время отрывал рубашку от тела. Говорил человек бессвязно и все время чмокал губами. Оказывается, жизнь сыграла с ним злую шутку. Он не стал вдаваться в подробности. А просто если б не эта шутка, сейчас бы о нем все на свете знали.

Митька сидел с ним рядом на скамейке, поддакивал ему.

— Жизнь полосатая, как зебра, — говорил Митька. — Бывает полоса светлая, темная и нелепая. Вот у меня сейчас нелепая полоса.

— Чего губами шлепаешь? Не видишь, что твой кореш храпака давит!

Перед ними стоял парень, смеялся. Это и был Василий. В тот же день он пригласил Митьку к себе в бригаду формировать плоты. И Митька, не расспрашивая ни о чем, согласился.

...Сначала самолет «АН-2», раскаленный на земле и холодный в воздухе. От тряски, от теплой водки, которую Митька выпил в аэропорту вместе с Василием за новую жизнь, Митьку мутило, и он еле сдерживал приступ тошноты.

...Потом полуторка, по которой каталась железная бочка. И надо было отбиваться от нее ногой. Моросил дождь, и Митька придерживал рукой кусок брезента. Рука одеревенела. Капли стучали о брезент, стекали за шиворот. Глупо, глупо, глупо. Стыдно было вспоминать обо всем... как он прощался с ребятами на аэродроме, как мялся в кабинете начальника аэропорта и как Соня тихо спросила: «Зачем ты врешь?»

«За каким чертом я еду? Потому что дядя оставил пятьдесят рублей, или потому что решил избавиться от Сони, или просто оттого, что сам не знаю, чего я хочу?»

Машина остановилась. И, слезая, Митька в кровь расцарапал руку. Он шагал в темноте. Ни зги не видно. И Василий держал его за шиворот, как котенка. В палатке Василий чиркнул спичкой, кинул ему спальник. Митька долго путался с ним. Наконец устроился и уснул.

Он встал рано, вышел из палатки и сразу же захлебнулся свежестью утра. Луна еще очень четко была отпечатана на бледном небе, а по веткам уже карабкалось солнце. Митька пошел по высокой мокрой траве, и казалось, что кто-то поджег ее, и огонь бежит понизу, и сейчас добежит до сухих веток, вспыхнет, подожжет все вокруг. Никогда он не видел таких огненно-красных цветов. Он подошел к огромной пихте и чуть качнул ветку. Он думал, что она уколет, а она оказалась такой мягкой, что он зажал ее в ладони. И вдруг из груди его вырвался почти животный, отчаянный радостный крик: «Мама!» И эхо ему ответило гулко, неторопливо и насмешливо.

И сейчас же ему стало стыдно, и он обернулся, не слышит ли кто-нибудь.

...Первые дни его учили, как собирать бревна в пучок и стягивать их тросом. Он слушал и не понимал, что ему говорили. Он уставал так, что даже не думал ни о чем. Что-то тупое поселилось у него в голове и вытеснило все.

А потом он почувствовал себя сильным, ловким и равным среди всех. Он ощутил необыкновенную легкость. Все на свете казалось таким простым. Мама представлялась ему маленькой и беспомощной, потому что все заботы теперь он должен взять на себя. Он думал о Соне и чувствовал непонятную для себя вину перед ней. Но знал, что Соня — это прошлое, и теперь спокойно и ясно он может все объяснить ей. Он думал о том, что у каждого человека есть в жизни какой-то час, месяц, год, когда он чувствует себя сильным, когда верит в себя и знает, что все доступно и что все свершится... Вот у него сейчас такой месяц — август.

Митька видит, как Василий целится на него одним веселым глазом.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• …
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• 10
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.