— Гол!..

И восторг импровизированных трибун пионерлагеря! А по поляне мечутся мальчишки, горячие, грязные, не видящие ничего, кроме крутящегося, взвивающегося, непослушного мяча. И после матча липкие волосы, не остывающие от азарта глаза и нежелание говорить о чем-нибудь другом. Даже следующим утром, только со сна, еще теплые, сонные:

— Ну, сегодня играем.

— Играем!

Хороший лагерь — это продолжение воспитания в самом широком смысле слова. И все зависит от того, какой в лагере старший вожатый, какие остальные вожатые. Это им — вожатым — нужно искать в общих, официальных пунктах — «Вахта труда», «Традиции боевой славы», «Нравственное воспитание», «Физическая подготовка» и других, входящих в обширный комплекс пионерской работы, — свое, творческое, конкретное. Чтобы принести радость детям. Чтобы в простом, будничном открывать им значительное, важное.

...Вечер. От пионерской комнаты до постамента — метров триста. Ребята в красных галстуках стоят по обе стороны песчаной тропинки. У них серьезные лица, они молча смотрят на дверь пионерской комнаты. Дверь открывается. Мальчик и девочка держат стенд. А на стенде застыли мальчишки и девчонки, почти такие же, как эти, стоящие по обе стороны дорожки.

До постамента метров триста. И ребячьи лица поворачиваются за плывущим стендом, на котором — герои-пионеры.

Опять открывается дверь пионерской комнаты, и опять мальчик и девочка выносят стенд, но на нем уже более взрослые лица — героев-комсомольцев.

Тихо стоит лагерь. Вон Лебедевы — братья, Витя и Леша. Они никогда не умели стоять тихо, они никогда не умели стоять долго, они никогда не умели стоять так тесно. А сейчас молчат, сдвинувшись плечами, вглядываясь в лица ребят, погибших когда-то очень давно, бесконечно давно, когда Витьки и Лешки еще совсем не было. Лешка вытягивает шею. Потом торопливо делает шаг и идет как караул сзади. За ним выскакивает Витька и рядом, в ногу спешит за стендом. Еще мальчишки. И все молча, торопливо, почти стеной идут за стендом.

Вот и постамент. Смотрит Лешка на вечный огонь, трепетный, торжественный, похожий и непохожий на тот, который греет чай, который бьется в кузнечном у отца на заводе. Смотрит Витька.

...У постамента мальчик и девочка, на часах. Уже двенадцать ночи. В лагере спят. Но не все. Лешка, его товарищи удрали из палаты. И к постаменту. Темно. Только язык пламени, да лица на фотографиях, да часовые.

Как же сделать, чтобы весь лагерь — 1 380 человек, 1 380 мальчиков и девочек, вот так запомнили героев, вот так молчали, вот так убегали ночью из палат и, поводя замерзшими плечами, смотрели на ушедшее в прошлое поколение?

— Тихо, — говорит старший вожатый Женя Попов.

— Ну ты, тише! — помогает ему кто-то.

Это было задолго до сбора.

— Они такие же были, как вы. Постарше, помладше, дрались, слушались. не слушались, плавали, пели... Такие же. И так же смеялись и играли в футбол. И так же плакали, если им было обидно. Понимаете?

— Женя, а им бывало страшно?

Старший вожатый. Что он представляет собой? Лагерю — 29 лет, Жене — 28. Еще недавно слесарь-сборщик, Попов теперь на инженерной должности. Несколько лет подряд работает в лагере. Сначала отрядным вожатым, теперь старшим.

— Женя, помоги, у меня мальчик есть, Виталик. Молчит, ходит, опустив голову, убегает, — говорит вожатая.

Виталик — девятилетний человек. Он всего до пояса Жене. Он не умеет смотреть в глаза. И он не умеет доверять людям. Мать его бросила, отец пьет, отцу некогда всегда.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.