- Вторая.
- Какая вторая?! - все больше накалялся лейтенант, - Тут сам черт ничего не разберет!, А ты чего сидишь? - И вдруг взорвался истошным: - Впе-рре-ед!... - И полез из воронки.
Ленька сунулся было следом, но тут же отпрянул: над ним с визгом распоролся воздух. Переждав, сунулся снова, и опять взвился рой пуль. Но на этот раз все же успел заглянуть за край воронки. Ничего не было вокруг. Ни роты, ни батальона... «Побили. Всех побили!» - передернуло его. Он сполз вниз, сжался, долго слушал непонятную, будто из другого мира нагрянувшую тишину за рыхлыми стенками ямы. Теперь это была не воронка, а яма. И уже не выкарабкаться из нее. Никто не мог бросить ему веревку. Не было ни Волокушина, ни Таранца... Лишь синий бездонный круг и тишина мертвого, насквозь простреливающегося поля.
Ленька тоже останется на этом поле под хутором Гребенниковым. Есть, выходит, такой на свете. Не нанесенный ни на одну карту, был он кому-то дорог. Кто-то здесь родился, жил. А Леньке... Оказывается, это так просто: есть ты - и вдруг нет тебя.
Солнцу не стоялось на месте. Ленька увидел его у себя под башмаками - в тысячах блесток на влажной россыпи чернозема. И вспомнил: оно же не доставало сюда! А теперь лежало на самом дне воронки. И словно кто подтолкнул Леньку...
Полы шинели путались в коленях, мешали ползти. Никто не стрелял, когда он выбрался из воронки (удалось-таки перехитрить подстерегавшего его немца). Раза три приподнимался, оглядывал поле. Не засекли. И тогда вскочил. Вынесся на бугристую спину булыжной мощенки - чуть выгибалась она в гору, к хутору. Какой-то солдат деревянно скорчился на обочине. На бегу узнал в нем Ленька лейтенанта - того самого. Вернуться бы... Но с треском высеклись за спиной искры, будто чем железным полоснули по булыжникам. Ленька шарахнулся в сторону и повалился в разверзшуюся под ногами траншею.
- Куда прешь! - зашикали на него. В траншее во всю ее длину - кто стоял, кто сидел - было полно солдат.
- Живы, братцы! - обрадовался Ленька, натыкаясь на злые взгляды из-под надвинутых касок. - Есть кто из второй роты?
Ему не ответили.
- Мы на хутор наступали, а они как начали из минометов...
- Замолчите там! - яростно оглянулся на Леньку костистый человек в шинели с заткнутыми за пояс полами. Ленька хотел было объяснить, как потерял роту, но лишь захлопал ртом, узнав командира батальона. А тот уже снова прикипел к биноклю. Потом кричал кому-то из штабных:
- Связь мне давайте, связь!...
- Эх, ты! - надвинулся на Леньку медвежеватый, широкоскулый солдат. - Без понятия воюешь. Фрица-то сбили с хутора... Ну чего, чего вылупился? Будто не знаешь. Это ж ихняя передовая была. Они теперь... во-он холмы. А мы накапливаемся.
- Так был бой? - продолжал ошалело смотреть Ленька.
- Ну был. - Теперь уже солдат удивленно разглядывал его.
- И ты тоже их? Из автомата...
- Одного пришил, это точно! - удовлетворенно заулыбался солдат. - Но, полагаю, зацепил штуки три... Да ты откуда свалился? Небось, отсиживался где!
И опять еще теснее сомкнулись вокруг Леньки надвинутые каски и глаза, злые, ожидающие: «Что скажешь?..» И тут дошло до него: пока он торчал в проклятой воронке, солдаты под огнем ворвались в хутор. Еще час назад эти люди вцеплялись немцам в глотни. А он... Теперь он стоял перед ними, как голый.
- Я... я... Обстрел был, понимаете, - бормотал Ленька.
- Разговоры! - разорвал тягостное Ленькино окружение властный голос комбата. Капитан оглядел солдат. - А, Спиноза!... Ну-ка, подойди. Видишь, высотка сбоку?
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.