Маршевая рота

Мокрый ветер хватал за ворот, рвал с плеч набухшую шинель. Ленька по-бычьи упирался, шел головой вперед. Перед глазами, как в колыбели, раскачивалась разбитая мартовскими дождями грейдерка. Плюхались в грязь, мелькали латаными задниками кирзовые сапоги Волокушина. Всю ночь на всем пятидесятикилометровом переходе колыхалась перед Ленькой волокушинская спина, и, словно жалуясь на судьбу, снова и снова начинал бубнить волокушинский голос:

«Мы с тобой случайно в жизни встретились...»

А сейчас Волокушин лишь хрипел. Видна была Леньке только часть его спины и свисавший справа, почти до земли, колотивший по голенищу здоровенный кусок конской грудины.

Леньке тоже досталось с полпуда грудины, когда по рваному рассвету на колонну выскочили «мессеры» и побили лошадей в пульвзводе. И Муха крупно раздобылся кониной. Ленька слышал, как тяжело тащится сзади прозванный так за вертлявость бывший лейтенантский связной. Стал он бесхозным. Лейтенанта убило при налете, и Муха прилепился к Леньке и к Волокушину.

Где-то уже полыхала в печах солома. Стаскивались сапоги, разматывались портянки, и устоявшиеся запахи чужого жилья перешибались солдатским потом... А Ленька все плелся за Волокушиным. И не было уже ни маршевой роты, ни взвода. Бесконечной щербатой улицей тянулась вдоль грейдерки оставленная немцами накануне станица. Рота растеклась по уцелевшим хатам. И лишь они все еще не нашли, куда притулиться. Везде было полно.

Ленька отворачивался от дергавшегося на весу грязно-розового куска мяса. Но все равно не переставало видеться ему, как клокочет в котелке варево. Не отставал, вился следом душный его парок, и тяжелела Ленькина голова... Где-то за полсотни верст продиралась сквозь плавни отставшая ротная кухня. Солдаты шарили по степи, по развороченным буртам - искали картошку, бураки. Трудная весна выдалась на Тамани. По кузова вязли мощные военные грузовики, выбивались из сил обозные лошади. А фронт требовал главного, без чего не мог жить, - боеприпасов. Каждый день рота обгоняла вереницы устало плетущихся людей. Шли они и шли: у кого снаряд за плечами, у кого ящик с патронами... И не предвиделось конца этому - хорошо драпал немец, никак не успевали за наступавшими частями тылы.

Из окна с закопченными стеклами на Леньку глянуло большеглазое мальчишечье лицо. Ленька отпрянул, поняв, что видит самого себя. Волокушин возился у двери с ржавым амбарным замком. Заскрипели петли. Один за другим трое просунулись в сенцы, прошли в хату с низким потолком и земляным полом. Посреди стоял стол, валялась табуретка. Черно сияла над кучей кизяка пасть печки.

Молча постаскивали автоматы. Конину свалили на стол. Затолкались у печки. А когда запылало в ней и розовато засветилась стенка напротив, от тепла и дохнувшей в лица уютности еще нестерпимее стал голод.

- Эх, канитель, - звякнул дужкой котелка Волокушин, - казан бы заправить! Да где найдешь? Бросили хату люди. А может, их... - И осекся вдруг, вспомнив что-то. - Тут поблизости должны быть хозяева! В замке на двери торчал ключ с красной тряпицей. Я еще подумал...

Женщина горбилась у поддувала, дула на огонь, и лицо ее казалось Леньке кирпичным. Жалась к ее округлому бедру светловолосая девочка в дырявой, не по росту кофте. Жадно прислушивалась, как булькало в выварке, Юлька. Нашли их в подвале за хатой. Если б не Волокушин, затеявший поиски, голодали бы они в сырой норе еще бог весть сколько дней. Евдокия - так звали женщину - не знала, что за ночь немцы откатились верст за пятнадцать от станицы.

Ленька, полулежал на соломе у стенки. Рядом похрапывал Муха. Волокушин сидел, подперев щетинистый подбородок, и Ленька сквозь дремоту слышал его разговор с Евдокией.

- Без вести - еще не похоронная. В сорок первом такое творилось... Жди.

- Мужикам легко рядить, - вздохнула она. - А я пять годов жду. С финской.

- Моя тоже одна. А может... Да я не осуждаю. Жить надо.

- Вот все вы такие. Жить. А как жить? Сегодня тебе, завтра... Сердца не останется. А мне уже тридцать.

- Все одно, жить надо, - упрямо говорил Волокушин, - вон смотри, какая ты ладная...

Разбудил Леньку ударивший в ноздри кисловатый запах вареной конины. На столе густо паровало цинковое, с проплешинами ржавчины корыто. Горой лежали в нем бурые куски.

- А?.. Что? - вскочил, затряс стриженой птичьей головой Муха. Уцепился маленькими черными глазками за корыто, проворно выхватил кусок конины и, обжигаясь, перебрасывая в грязных ладонях, стал раздирать зубами. Ленька тоже вскочил, наткнулся на хмурый взгляд Волокушина, остыл.

- Иди, Евдокия, - позвал Волокушин, - чего жметесь там?

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• …
• 14
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.