Осенью 1944 года, когда гитлеровская диктатура была зажата с двух сторон железными тисками союзников, катастрофа третьего рейха представлялась всем объективным наблюдателям неизбежной. Гитлер, наоборот, считал осень сорок четвертого года тем моментом, который положит начало новой эры - эры грядущей, неминуемой победы. 12 октября в ставке у Гитлера собрались Гуде-риан, Кейтель, Йодль, фон Рунштедт, Модель и Гиммлер. Дежурный офицер связи передавал сообщение с Западного фронта: союзные войска, прорвав немецкую оборону, ворвались на окраины Дахена. Гитлер быстро ходил по огромному своему кабинету, время от времени зябко потирая руки, иногда подолгу замирая над оперативной картой. Неожиданно для всех он рассмеялся. ГИТЛЕР. Ну что же, господа. Видимо, парадоксальность только тогда оказывается гнилой интеллигентщиной, если в подоплеке нет цели, заранее выверенной, увиденной и непререкаемо устремленной. Следовательно, парадокс, который вы сейчас услышите, с моей точки зрения, несет в себе заряд того оптимизма, который неизбежно будет сопутствовать нам в предстоящие месяцы победоносных сражений. В тот час, ногда американцы и англичане вторглись в Аахен, они сами обрекли себя на окончательное поражение. Именно в этот день - я прошу всех запомнить день двенадцатого октября __ я хочу познакомить вас с планом победы. Я ждал этого дня, я ждал, ногда последний немецкий солдат уйдет с вражеской территории, я ждал, когда соединятся фронт и тыл. Этот день пришел. Только теперь, не опасаясь утечки информации через французов, бельгийцев, голландцев и прочей расово неполноценной дряни, только теперь, когда каждое дерево - наш союзник, а каждый дом - это бастион, мы можем ударить по западным разложившимся демократиям со всей мощью, на которую способна Германия. Я прошу вас вспомнить, где и когда пала Франция в сороковом году? Не называйте мне дату падения Парижа - это наивно. Я утверждаю, что Франция пала в тот день и час, когда мы пошли через Арденны, когда мы оставили французские оборонительные крепости по обеим сторонам нашего мощного прорыва беспомощными средневековыми страшилищами, опасными только для детей с горячечным воображением. И сейчас, когда нас отделяют четыре года от той победы, мы повторим ее в арденнском варианте. Здесь, в арденнских лесах, мы разрежем англо-американские соединения, мы разорвем их и уничтожим поодиночке. ФОН РУНШТЕДТ. Мой фюрер, вы имеете в виду предложить наступление на Аахен с тем, чтобы восстановить линию Зигфрида и таким образом воссоздать западный вал? ГИТЛЕР. Рунштедт, у вас напрочь отсутствует стратегическое видение проблемы. То, что предлагаете вы, страдает близорукостью. Я призываю вас смотреть вперед, я призываю вас видеть победу! Аахен? Мне совестно вас слушать! Антверпен! Да, да! Антверпен! Главная база американцев и англичан, порт, овладев которым, мы перережем их коммуникации. Мы отрезаем четыре армии севернее Арденн и громим их в котле! Мой прошлогодний призыв превратить каждый город, каждую деревню, каждый дом на Востоке в крепость хотя и вызывал молчаливую пассивность у некоторых военных, тем не менее оправдал себя, и оправдал блестяще! Восточный фронт сейчас стабилен. У нас есть пауза: пока большевики готовят свое зимнее наступление, мы осенью громим западных союзников. И они побегут! И тогда я им предложу условия мира, а не они мне, как кричат их безмозглые, слепые пропагандисты! Разбитой армии надо по крайней мере три-четыре месяца, чтобы прийти в себя. Помножьте это время на зиму. И приплюсуйте сюда нравы западных армий: там солдат не будет сражаться до тех пор, пока его не застрахуют на десять тысяч долларов, пока он не построит теплого сортира, пока ему не привезут бразильского кофе и галет из Вашингтона. Их героизм - это застрахованный героизм! Героизм немецкого солдата - это героизм идеи, веры и устремленности. Итак, Модель, вы назначены руководителем контрнаступления в Арденнах, как командующий группой армий «Б». А вы, Рунштедт, как мой противник в этом вопросе, назначаетесь ответственным за успех этого наступления и принимаете на себя общее оперативное руководство. Я даю вам тридцать шесть отборных дивизий - с ними вы принесете победу нации. Всю подготовку следует провести, дождавшись нелетной погоды, когда будет парализована вражеская авиация. Все командиры, которые по роду службы узнают о плане наступления, обязаны дать специальную подписку о хранении государственной тайны - эти вопросы вам разъяснит рейхсфюрер СС. Письменную связь с командирами поддерживать только через курьеров. Войска должны быть подтянуты к местам, исходным для наступления, только в ночь перед атакой. Все, господа. Прошу представить мне детально разработанный план в ближайшее же время. И, ни на кого не глядя, Гитлер вышел из громадного кабинета. Фон Рунштедт посмотрел на Гиммлера. Тот стоял, склонившись над картой, простуженно понашливал, потирал свои маленькие, красивые руки, словно озяб. ГИММЛЕР. Разгромив Запад, мы получим паузу, пригодную для того, чтобы обрушить сокрушительный удар на Восток. И если разгромить Восток - это значит отбросить большевиков к их границам, то разгромить Запад - это значит поставить их на колени. РУНШТЕДТ. У англичан на этот счет в их гимне зафиксирована иная точна зрения: «Нет, нет, никогда англичанин не будет рабом...». ГИММЛЕР. Гимны пишутся, чтобы их пели. Сражения проводятся с иной целью, одной из которых я могу назвать хотя бы смену слов в гимнах. До свидания, господа. Хайль Гитлер!
Вихрь и Коля сидели на опушне леса. Рассвет был осторожным; черные, уже без листьев, сучья осин разрезали красную полосну над лесом. В лесу было тихо: так бывает осенью, после первых заморозков, когда земля уже схвачена ночными морозами, а снега еще нет. Вихрь потрогал замерзшими пальцами серебряную инкрустацию на своем ружье и сказал:
- Твое хоть и без этих украшений, а все равно лучше.
- Почему?
- Двенадцатый калибр. Я шестнадцатый не люблю. Дамское это оружие. Несолидно.
- А мне мама в день шестнадцатилетия подарила как раз шестнадцатый. Я к нему привык.
- Тебе твое прикладисто?
- Ничего.
- Ну-ка, дай. Я попробую. Вихрь взял Колино ружье, несколько раз подбросил его к плечу и сказал:
- Ложе для меня коротковато.
- Как Аня?
- Настроение неважное.
- Да, досталось ей...
- Время - лучший лекарь.
- Бородин молчит?
- Почему молчит? Ждет.
- У меня для Крауха все готово.
- Прекрасно.
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.