Вера Платоновна спрашивает о «Записках охотника».
- Чкалов, ну - ка, расскажи ты.
Валерий начинает медленно, глуховатым баском, но вот в памяти побежали костры в ночном, звездное небо на луговой стороне, ворчанье свернувшегося в ногах пса, шорохи полевой мыши, шелест неспешной Волги. В костре печется картошка, изредка оглушительно лопаются камни, нарочно для этого положенные в него, и пес спросонок заливается испуганным лаем. Бежин луг оживает, правда, он больше похож на василевские места, но класс замолкает, и глаза ребят устремляются на рассказчика... Откуда у него это мастерство?..
В Череповце, в ремесленном техническом училище, он занимался не так охотно. Его отправили туда после окончания трех отделений начального. Жил там в общежитии. Правило было такое: новичка опекают старшие и не дают в обиду, он же зато должен им прислуживать. От кого - то слышал, что такое общежитие описано в книге писателя Помяловского. Жалко, найти не удалось.
«Опекунство» над Чкаловым сопровождалось такими жестокими боями, что едва не кончилось для него отбитыми легкими. Хоть было ему всего двенадцать лет, но ни в какой защите он не нуждался, а лакействовать и вовсе не желал. Трудно даже решить, что казалось ему более оскорбительным.
Хорошо, хоть голодовка 18 - го года заставила родителей взять его из череповецкого училища совсем: вряд ли Валерий с его характером удержался бы там еще зиму.
В Василёве тоже было голодно. Правда, не так, как на казенном коште. Немало выручала и рыбная ловля. В каждое время года - особый способ. В заморозки, например, такой. Лед еще тонок, взрослого, пожалуй, и не выдержит, ребята же на него - оравой. Забегут подальше - и давай топотать. Рыба пугается, мчится к берегу. Тут ее сквозь ледок и глушат молотком потяжелее. Только успевай выбирать из лунки.
Способ, конечно, не совсем безопасный, можно и провалиться, но нырять в ледяную воду было не впервые. Вместе с двумя - тремя друзьями Валерий открывал купальный сезон, когда по реке еще шло последнее «сало», и закрывал его, когда вылезать из воды приходилось уже, разбивая тонкую ледяную корочку.
А про лето и говорить нечего. Сколько раз, бывало, нырнет под плоты (штук 30 - 40 бревен сплочено) да и сгинет в Волге. Приятели уже штаны наспех натягивают, собираются за баграми бежать, а Валерий, оказывается, вынырнул с другой стороны, но держится за плот так, чтобы его не было видно.
- Как же, утонул! - кричит он, неожиданно взбираясь на плот и тряся головой, чтобы вытекла вода из уха. - Ждите!
Или под пароход нырять. Тоже, конечно, отчаянно, но тоже не без расчета: нырнет под нос, под килем же проходит не наперерез, а вдоль.
Испуганные пассажирки криком исходят:
- Ребенок тонет, машину остановите!
Капитан убежден, что близ Василёва только Павла Чкалова сынок может такое выкинуть. Так и есть: за кормой выныривает Валерий. Довольный этой волжской проделкой, старый волгарь для порядка все же грозится кулаком:
- Уши надеру, Волька. Слышишь?
- В последний раз, Иван Терентьевич! У вашей телеги киль в шишках!...
На родной Волге зазвучала чужая речь. В Самаре заговорили по - чешски, на Каспии хозяйничали англичане.
Вместо прежних «пистолетов» из ключей, заряжавшихся серными головками спичек, появились винтовочные патроны. При удаче можно было достать даже гранаты. Морозовых, Малыгиных как ветром сдуло с насиженного места. Ушел в Красную Армию брат Николай.
Однажды Павел Григорьевич позвал сына в столовую и молча указал ему на стул.
- Вот что, Валерий... - сказал отец задумчиво, еще раз, видимо, собираясь с мыслями, которые, однако, давно были передуманы. Кашлянул.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.