Когда человек глохнет, он начинает говорить значительно громче или значительно тише. Котельщиков называют глухарями. Это подмечено точно. Клепают котлы изнутри. Представьте себе, что вы работаете, сидя в беспрерывно гудящем колоколе.

Котельщик Павел Григорьевич Чкалов говорил тихо, неспешно, скупо, как говорят люди, которые вступают в разговор только тогда, когда им есть что сказать, а окружающим есть что послушать.

Слобода Василёво, неподалеку от Нижнего, где обосновался и оброс семьей Павел Григорьевич Чкалов, была местом занятным.

Внизу затон, пристань, базар, множество лавок, амбаров, дома с резными петушками, кирпичными крылечками. Имена Морозовых, Малыгиных перли в глаза с вывесок, с табличек на домах. Вверх взбирались домишки тех, кто табличек к дверям не прибивал: грузчиков, из которых иные начинали еще с бурлачества и кричали «Под табак!» не потому, что так издавна заведено, а потому, что и правда, когда тянешь бечеву по грудь в реке, то вода подходит под кисет с махоркой, бережно подвешенный на шее; взбирались на гору домишки кочегаров, гончаров, затонских мастеровых, умевших слесарить и плотничать, а когда надо, и покосить у помещика, - в общем голи перекатной, всю жизнь слонявшейся по кормилице - Волге и лишь под старость оседавшей где - нибудь на мертвый якорь.

По своему достатку Павел Григорьевич мог строиться не на самой горе: золотые руки мастера - котельщика позволили в конце концов обзавестись даже собственным домом.

Но селиться по соседству с василёвскими тузами ему не хотелось - кланяться и шапку ломать он до смерти не научился, - и чкаловский дом вырос на самом верху слободы.

Меньшим в семье был Воля. Паренек пошел в отца. Коренастый, тот же взгляд, голос сызмальства басовитый. А силища и вовсе отцовская.

Меньшой, как часто случается, рос любимцем. Но быть любимцем Павла Григорьевича вовсе не означало, что можно рассчитывать на поблажки.

- Опять, канальский, свалился, - цедит в усы только что вернувшийся с работы Павел Григорьевич: на лбу Валерия радугой отливает новый синяк.

Сын искоса посматривает на отца. Нет, хоть и строг, а не сердится. И в глазах сына зажигаются плутоватые огоньки:

- Нечаянно, папа.

Павел Григорьевич доволен, что Воля не жалуется, но говорит сурово:

- Знаю я твои «нечаянно»!

Сыну некогда, и он чуть заметно переминается.

- И не топчись! Валенки, как на пожаре, жжешь. Вот не куплю новых - тогда узнаешь, как добывать их!

Валерий молчит, виновато поглядывая на ноги. Тихо двигая в валенке пяткой, ощущает почти совсем прохудившуюся подошву. Когда Валерия корят за дело, он никогда не защищается.

Слышно: во дворе высвистывают и даже голос подают:

- Волька!...

Хорошо, отец на ухо туговат - не слышит...

Дощатый пол переливчато скрипит под торопливыми тяжелыми шагами Валерия. Во дворе - так и есть - уже дожидаются Вася Каинов, Акинфов, Фролищев, Вшивков.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.