Заветы Пушкина и Некрасов

«И прыщик может иметь поэтическое достоинство... на красной роже кухарки Аксиньи».

Этот критик был, так сказать, прототипом всех тех эстетов дворянского лагеря, которые лет двадцать спустя жестоко ругали Некрасова за... такие же грехи против высокой поэзии. И неизменно в пример ему ставили Пушкина!

В 1850 году Некрасов написал цикл стихотворений «На улице», нарочито грубых и жестких. Почитателям Пушкина эти стихи показались профанацией поэзии. Возмущаясь ими, они, конечно, противопоставляли им пушкинские. Много позднее с особой отчетливостью выразил это возмущение Фет. Он написал одному из великосветских эстетов:

«Читаешь стих Некрасова:

Купец, у коего украден был калач, - и чувствуешь, что это жестяная проза.

Прочтешь:

Для берегов отчизны дальной, - и чувствуешь, что это золотая поэзия».

Итак: Некрасов - жесть, Пушкин - золото. Однако всмотримся внимательнее в те якобы жестяные стихи, которые вызвали возмущение Фета. Там есть, между прочим, восьмистишие «Пробок»:

«Вот идет солдат. Под мышкою Детский гроб несет, детинушка» и т. д.

Не напоминает ли этот детский гроб, с которым солдат обращается так непочтительно, другого точно такого же детского гроба? Не встают ли у вас в памяти такие стихи:

«Баз шапки он; несет под мышкой гроб

ребенка И кличет издали ленивого попенка, Чтоб тот отца позвал, да церковь отворил, Скорей! ждать некогда! давно б уж

схоронил!»

Автор этого стихотворения - Пушкин. Дело не только в том, что Некрасов взял у Пушкина образ отца, несущего подмышкой гроб младенца, а главное в том, что у Пушкина весь тон стихов этих, так сказать, некрасовский, если не знать, что стихи о гробике написаны Пушкиным, их можно принять за некрасовские. Вся тоска в ник - некрасовская: тоска о неустройстве, убожестве, мрачности, жестокости всего окружающего:

«... На дворе у низкого забора

Два бедных деревца стоят в отраду взора.

Два только деревца. И то из них одно

Дождливой осенью совсем обнажено

И листья на другом, размокнув и желтея,

Чтоб лужу засорить лишь только ждут