Непростые доказательства

– Значит, вы пойдете по ряду «Л-1». Свайные фундаменты. Высота ростверка – четыре с половиной. Механизация, сам знаешь, пока никакая. Но с твоим коллективом... С бытовкой вы вон как разделались.

Это еще не коллектив. Вам ли этого не знать? Не первую стройку начальником участка. Нам бы хоть десяток энтузиастов-комсомольцев. Пусть неумелых, но с огоньком.

– На растопку, значит?

– Нет, для задора. Чтоб пар повалил. У этих-то тоже самолюбие есть.

– Будут и комсомольцы. Сам отберешь. Я чувствую, к тебе еще проситься будут.

– Твоими бы устами да мед пить.

Арсен давно перемотал портянки, надел сапоги. Ногам было тепло, уютно.

Как и остальные члены бригады, он понял, что такое их работа, на следующий день.

Все тот же леденящий ветер задувал снежную поземку, смешанную с крупинками мерзлой земли, в котлован. Все то же бледно-стылое зимнее солнце с трудом пробивалось сквозь плотные облака. Но они не замечали ни ветра, ни холода, ни пасмурного света. Было просто некогда.

Под резкими порывами ветра щиты, сколоченные из сырых досок, были как живые. Они парусили, грозя вывернуть, размозжить своей тяжестью кисти рук. Неровные края занозистой шероховатостью давили на ладони сквозь брезентовые рукавицы. И горячее ритмичное дыхание десяти человек, перемешанное в тесноте малого пространства, поднималось над ними белесым облаком пара. Бригада монтировала щиты опалубки под свой первый ростверк. Ни Арсен, ни Эльбрус Гусейнов, ни Тофик Сулейманов, ни Коля Ершов даже не подозревали, каким тяжелым, вертким, неудобным может быть этот щит, сколоченный из сырых неструганых досок, хотя бригадир и расставил их так, чтобы тяжесть ложилась равномерно на каждого. По команде Фоменко они разом нагнулись и подняли этот парусящий щит. Рядом с Арсеном, так же сжав от усилий зубы, подпирая, выжимал медленно ползущий вверх трехсоткилограммовый щит бригадир.

Потом они, тяжело дыша, отдуваясь, дрожащими от недавнего напряжения пальцами, ломая спички, закурили. И затягиваясь, смотрели вверх, где бригадир проверял, как закреплен только что поднятый элемент опалубки.

Когда Фоменко спустился вниз, Эльбрус Гусейнов отбросил недокуренную сигарету.

– Погоди, бригадир. Так корячиться – много не наработаешь. Тут автокран нужен.

– Не пойдет. Вынос стрелы короче. На такую высоту не поднять. Да и кто тебе его даст. Каждый механизм на счету.

– Так и корячиться?

– Взяли!

Второй щит вновь поплыл вверх. И опять Арсен услышал надсадное дыхание бригадира...

После обеда пришла первая машина с раствором. Когда шофер лихо, на самом краю развернул самосвал с еще задранным кузовом, бригадир опять же первым шагнул в чрево дощатого короба. Потом Михалыч то и дело поднимался наверх, чтобы принять очередную машину. И учил, берясь то за лопату, то за вибратор, как ровнять раствор, как разгребать его ровным слоем, как двигаться по этому дышащему, словно живому месиву, и под каким углом погружать в него цилиндрическое рыло вибратора. В замкнутом пространстве пронзительно пахло влажным песком, деревом, сырой одеждой и потом. И они поочередно поднимались наверх покурить... Они вылезли наверх окончательно, когда короб на треть был заполнен тяжелым черным слоем уже хорошо уплотненного бетона. Мощные прожектора высвечивали щиты опалубки до гвоздей, ушедших по самую шляпку в разбухшие от влаги доски.

Со смаком вдыхая морозный воздух умиротворенного зимнего вечера, Арсен, Эльбрус, Коля Ершов, Тофик Сулейманов неторопливо поднимались по пологому спуску из котлована, направляясь к теплой бытовке, дивясь про себя неуемности и двужильности Михалыча. Тот расставлял людей во вторую смену и объяснял что-то звеньевому Валентину Праскову.

Разомлевший в тепле, Арсен сидел на лавке, привалясь к стенке вагончика. Усталость минувшего дня и жар раскаленной спирали в самодельном электрокамине сморили его. Арсен сквозь дрему слушал разговор Эльбруса Гусейнова с пришедшим из котлована бригадиром.