лопатами. Да! Требую собрания бригады. Сегодня же! Да! Демократия, понимаешь... Каждому по труду? А слава тоже по труду? Да?!
Арсен в растерянности крутил головой, лишь бросая примиряюще:
– Ладно тебе. С чего завелся?
Но эти слова еще больше распаляли Тофика.
Когда подошел Фоменко, страсти бушевали вовсю. У щитов опалубки, внутри короба то и дело звучали слова: «пасынки», «люди второго сорта», «чужая слава», «совет бригады спит»... Шофер машины с раствором стоял на подножке кабины и с интересом следил за тем, что творилось внизу, в котловане.
– Цирк! Смотри, как митингуют.
Бригадир, не отвечая, поспешил в котлован. В пылу спора его никто и не заметил. Фоменко несколько минут стоял и слушал. И хотя лицо его оставалось невозмутимым, в душе он ликовал: «Наконец-то! Прорвало!»
Весь оставшийся день Фоменко больше в котловане не появлялся. С равнодушным видом он посетил плановый отдел управления. Затем отдел труда и зарплаты. Подскочил на порожнем самосвале на бетонный завод. С видом бедного родственника постоял в соседнем пролете и понаблюдал, как работает бригада Бавыкина. А потом взял в полон парторга СМУ Василия Ивановича Харченко. Разговор получился, видно, подходящий. Потому что в вагончик, где уже собралась вся бригада, Фоменко вошел веселым.
За день Тофик Сулейманов наломался и остыл. Но искра, которую он заронил в это утро, подспудно тлела всю смену. И люди говорили зло, напористо, откровенно. Да, бетон уравнял всех, но пробудил мысль, породил интерес – один, общий и монолитный, под стать ростверкам, которые рождались усилиями, потом, напряжением этих людей. Холодный, бесчувственный бетон вызвал к жизни то, о чем мечтал бригадир и в чем сильно сомневался раньше...
Сейчас Фоменко молчал. Он знал, что люди должны выговориться и что в этих многословных, нестройных рассуждениях может обнаружиться деловое зерно. И он заносил в свою записную книжку дельные мысли ребят, предложения и упреки бригадиру...
– Значит, так... – произнес Фоменко и усмехнулся, – По сведениям отдела труда и зарплаты, мы опережаем бригаду Бавыкина на три процента. На апрель и у нас и у них план: одна тысяча двести кубов. По моим расчетам, можем сделать полторы тысячи. Какие будут предложения? У меня все!
– Все? – разочарованно переспросил кто-то.
– Все! – твердо обрубил Фоменко. – Работать вам и решать вам. Триста кубов сверх плана.
– Триста... кубов. – Тофик Сулейманов присвистнул, – Почему так много? Мы же и так впереди на три процента?
– Триста кубов, – еще раз упрямо повторил Фоменко. – Иначе незачем огород городить. Хотите славы? Заработайте.
Ребята молчали. Триста лишних кубов для них были не отвлеченной цифрой, а напряжением мускулов, усилием спин, сбереженными минутами от перекуров, забытьём от усталости после смены. И так ли уж стоило все это улыбающихся лиц на газетном фотоснимке?
Брешь в молчании пробил Арсен:
– А раствор будет в срок? А то сколько стояли...
– Раствор будет, – вздохнул с облегчением бригадир. Первый вопрос, как камень с горы, покатился, увлекая за
собой другие.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.