Федор подходил уже к дому – а дом у них на окраине, улочки темные, узкие, – слышит: возня какая-то, женские вскрики: «Пусти, пусти же!..» – и нахальный такой мужской всхохоток: «Во, отпусти ее! Тебя отпусти, а мы тут что делать будем?»
– Эй, ребятишки, не балуй! – по-свойски так, открыто крикнул Федор в темноту.
– Давай топай своей дорогой, нашел «ребятишек»! – крикнули ему в ответ. Но возня прекратилась, и Федор спокойно пошел дальше.
– Эй, а ну-ка постой! – услышал вдруг Федор сзади и невольно остановился. К нему подбежал долговязый парень и, прерывисто дыша, спросил: – Это ты кричал нам сейчас?
– Ну, я, – сказал Федор.
– А ты чего кричал-то? – как бы удивленно даже, хмельно растягивая слова, спросил парень, вглядываясь в лицо Федора.
– Чтоб не баловали. Слышу, женский голос...
– А ты, значит, такой смелый, да?
– Тебе что, подраться хочется? Так у меня настроение сегодня не то. Не до драк...
Федор говорил все это, а сам внутренне уже напрягся, он разглядел наконец, что парень здорово пьяный и по лицу у него бродит самоуверенная, нагло-хмельная ухмылка.
– Не-ет, это ты ошибаешься, мне драться не хочется... Зачем мне с тобой драться? – цедил сквозь зубы долговязый, а где-то сзади, будто в помощь ему, время от времени кто-то по-разбойничьи подсвистывал. – Я просто понять хочу: откуда ты такой смелый взялся? Откуда вы вообще такие ханурики беретесь? И знать ничего не знаешь, а уже орешь. Смелый, да? Комсомолец, да? Передовой, да? А вот с жизнью не хочешь попрощаться, а? Так просто, ни за что ни про что, а? Мне вот таких гадов, как ты, просто убивать хочется. Ты понял? Понял, спрашиваю?
– Ну, положим, понял. Дальше что?
– Так, понял... А дальше: ты кричишь, а мне, может, сегодня жизнь не мила. Мне жить неохота. Мне подлость сделать хочется. Может, даже убить кого-нибудь, ты усекаешь? Ты ж не знаешь, какие там гаврики стоят? Ведь не знаешь, а напрашиваешься, а?
– Слушай, ты... – сказал твердо Федор. – Если тебе очень хочется, то можешь схлопотать. Только не то настроение сейчас... .. ...
Долговязый развязно всхохотнул и вдруг резким движением выхватил из-за пазухи... нет, не нож, как показалось сначала Федору, а шило. Длинное блестящее стальное шило.
– Ну?! – спросил долговязый.
В воздухе застыла мертвая пауза...
Дед Данила Иваныч подавлял всех жестким, суровым словом и мрачным взглядом из-под тяжелых кустистых бровей. Злым он не был, не был и несправедливым, просто у него был свой взгляд на жизнь, и если кто-то не соглашался с ним, он мрачнел. Кто знал его плохо, тот считал деда «темным», а кто знал получше – домашние, например, – те жалели старика: сердце доброе, а смотрит сычом, – что значит гордыня человеческая...
Федьке, внуку, он так и сказал:
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.