Впервые есенинскую «Песнь о собаке» я прочитал незадолго до войны, в 1940 году, будучи учеником восьмого класса. И этому чтению предшествовал такой случай. Жили мы – отец, мать и я – в небольшом домишке на Пятой дачной просеке под городом Куйбышевом. Неподалеку от нас, за забором, находился дом отдыха, где сторожем был низенький и сухонький дядя Гриша. В ночную пору он ходил мелкими шагами по лесным аллеям с двумя-тремя собаками, которых подкармливали повара из столовой, а иногда и наша семья.

Как-то под вечер мать, процеживая козье молоко, сказала;

– Наверно, Григорий щенят топит: уж больно Динка в сарае воет...

Отец ничего не ответил, а я со всех ног бросился к забору. То, что удалось разглядеть в щели между досками, навсегда врезалось в мое сознание...

Спустя месяца три после этого случая, уже зимой, один мой старший товарищ по клубному драмкружку сунул мне в руки какую-то затасканную книжку и шепнул:

– Читай!..

Я бездумно листал замусоленные листки и вдруг увидел слова: «Песнь о собаке».

Меня поразило заглавие стихотворения. Я знал в отрывках или слышал по пересказам «Песнь о Гайавате», «Песнь о Сиде», «Песнь о нибелунгах», «Песнь о Роланде»... Слово «песнь» у меня соотносилось с чем-то возвышенным, таинственно торжественным. А тут – «Песнь о собаке»!

Я прочитал стихотворение, потом еще, и у меня сжалось горло. Такое прежде было только один раз: после чтения рассказа Мамина-Сибиряка «Зимовье на Студеной». Там – гибель доброго старика, его верного друга Музгарки; здесь – семерых щенят и большое горе матери... Как я ненавидел этого «хмурого хозяина», а заодно с ним и нашего соседа дядю Гришу с его жилистыми, сухими руками!..

Чуть позже я пытался разгадать тайну воздействия есенинских строк.

Утром в ржаном закуте,

Где златятся рогожи в ряд,

Семерых ощенила сука,

Рыжих семерых щенят.

Ну, что тут особенного, рассуждал я. А «в закуте – сука» – и на рифму мало похоже. Глупец! Эта «небрежная» рифма в атмосфере такого стихотворения куда драгоценнее рифмы самой звучной, ибо несет в себе точность смысловую, жизненную. Вряд ли потребовались бы большие усилия, чтобы зарифмовать первую и третью строки «поскладнее». Но автор не пошел на это, предпочел смысл форме, и чутье не подвело его.

До сих пор, когда перечитываю есенинскую «Песнь о собаке», у меня замирает сердце, и я не перестаю восхищаться мастерством поэта.

Утро, златятся (от первых лучей солнца?) рогожи в ржаном закуте – тишина, спокойствие, торжественность («златятся»!). Начало нового дня – начало новых жизней – «рыжих семерых щенят». Вроде бы ничто не предвещает беды. Но какая-то тревожная нота все-таки привносится этими ж-з-с-щ, каким-то холодом веет от этих у-р-ы: неспроста они так определенно звучат в каждой строке первой строфы.

До вечера она их ласкала,

Причесывая языком,

И струился снежок подталый

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.